Такаюки Тацуми - Гордиев узел. Современная японская научная фантастика

— Английский физик-математик? — кивнул головой Ито. — Автор модели «суперпространства»...

— Совершенно верно. Вы хорошо осведомлены. Если следовать его теории многомерного пористого пространства, то эта энергия через него поступает в нашу камеру и покидает ее — из другого космического пространства. Однако в нынешней ситуации у нас нет возможности для проверки и подтверждения этой гипотезы. Мы не знаем, когда это явление прекратится, оборвется совершенно неожиданным образом. Мы не можем сказать, возобновится ли оно еще раз и получим ли мы когда-нибудь снова возможность для его наблюдения в столь благоприятной ситуации. И вот я наметил два направления для наших исследований. Первое — определить маршруты прохождения энергии. То есть с помощью по возможности более многосторонних измерений обнаружить «дыры», через которые энергия поступает из суперпространства в другой космос... И второе направление — с твоей помощью сделать попытку каким-то образом вступить в контакт с источником так называемой «одержимости»...

— Я тоже подумывал об этом... — нервно сказал Ито, покусывая ногти. — Но что касается меня лично... я намерен встретиться с этим «духом одержимости», чтобы попытаться уговорить его оставить в покое Марию... чтобы Мария могла вернуться в наш мир...

— Какого дьявола!.. — лицо главного врача вспыхнуло от гнева. Злобно посмотрев на Ито, он с трудом сдерживался оттого,чтобы не наорать на психодетектива. Тяжело дыша, он продолжал: — Давай договоримся. Тебя нанял Фонд, тебе платит Ассоциация, а руковожу тобою я! И первое, чем ты должен заняться, это...

...В поле, освещенном полумесяцем, Марии не было видно. Но он уверенно, без всяких колебаний, шел напрямик по унылой холмистой равнине. Путь его пролегал мимо дышащих ядовитыми миазмами болотец с булькающей водой; впереди был все тот же черный мрачный лес, а в глубине его проглядывало такое же черное причудливое здание. В общем, он представлял, что ждет его там, что может случиться, но тем не менее, не испытывая никаких колебаний, шагал все вперед и вперед.

Остановился он перед залитым водой тряским болотом и огляделся вокруг. Ожидал «атаки» из глубины болота. Но ее почему-то не было. Водная поверхность испускала тусклый свинцовый свет, лишь кое-где пузырилась от поднимающихся со дна газов.

Через болото был перекинут огромный черный мост, возвышавшийся над ним дугой. Он был без опор, его отражение черной радугой лежало на водной поверхности болота. Какое-то время Ито внимательно разглядывал это странное сооружение, казалось, сделанное из одной тонкой стальной ленты, скрученной посредине наподобие листа Мёбиуса.

Интуиция подсказывала Ито, что там, за болотом, простирается уже не внутренний мир Марии, а совершенно иной мир, и ведет к нему мост, перед которым он остановился и стал осматриваться. Могло показаться, что там, за болотом, воцарилась черная зловещая тишина, но он явственно ощущал, что на самом деле в лесу и за странными башенками цитадели — повсюду затаилась беспредельная историческая злоба, копошилась всякая мерзость и грязь, все то, что пришло в тот мир вслед за обезумевшей от жестокой боли, обесчещенной невинной девушкой, и теперь оттуда внимательно наблюдает за ним. У Ито возникло такое чувство, что и сама Мария находится сейчас в том мире, по ту сторону моста, и стала его неотъемлемой частью. Время от времени, но очень редко, она пытается перейти по мосту обратно в его мир, но адская боль, жгущая ей спину, каждый раз заставляет ее возвращаться назад, на другую сторону болота...

— Думаю, что Марию К... излечить уже невозможно, — с печалью вынес свой вердикт доктор Юин. — Она уже... на восемьдесят процентов стала обитательницей той стороны. Лечить насильно, пытаться вернуть назад, означало бы убить ее...

...Он ступил одной ногой на мост, который зловеще изогнулся, закачался, а со дна болота вместе с пеной поднялся дружный, угрожающий и при этом издевательский хохот. Когда он прошел примерно две трети пути до верхушки моста, тряска усилилась настолько, что трудно было устоять на ногах. Он вынужден был стать на колени и ползти по настилу. По мере продвижения вперед доски моста медленно кренились в одну сторону, скручивались, их верхняя часть стала сближаться с нижней. Однако мост притянул к себе его тело так, что он, удерживаясь от падения, повис вниз головой. А потом... потом его тень, отраженная на поверхности воды, став субъектом его сознания, начала подниматься со дна болота, постепенно выползая на другой его берег...

— Думать, что сердечные раны поддаются излечению, что возможно распутать все сложно затянутые узлы в душе человека... не значит ли это предаваться гордыне? — раздраженно заговорил главный врач Кубичек, теребя усы. — Я не хочу говорить об ошибочности твоих убеждений, но, как это присуще молодости, они идеалистичны, исполнены оптимизма. Вот так-то, друг мой, Ито!... Когда состояние ран и запутанность душевных узлов превышает определенный уровень, их уже невозможно исцелить или до конца распутать... Подобно гордиеву узлу...

— Однако... если рану не тревожить, оставить в покое, то она зарастет тонкой кожицей, а вокруг нее образуются свежие, здоровые ткани. Считается, что особенно притупляются болевые ощущения на периферии раны. Словом, если старую рану не трогать... то организм может выжить за счет вновь образовавшихся дополнительных тканей, — возразил Ито. — Если душевный узел настолько крепок, что его невозможно распутать, то его следует запереть в тканях, и тогда он не будет виден с поверхности — нечто подобное происходит в раковине, которая обволакивает инородную частицу перламутром, порождая прекрасную, гладкую жемчужину...

— И тем не менее если дотронуться до нее, то под гладкой поверхностью оказывается все то же инородное тело! — в сердцах хлопнул по столу ладонью главный врач. — И тогда старая рана отдаст резкой болью. Она не вылечена полностью. И рана, и узел остались, они остались, не исчезли. Они не видны на гладкой поверхности, но продолжают существовать под нею. Никто не может поручиться, что когда-нибудь не произойдет нечто такое, отчего острая боль внезапно пронзит израненную душу, а инородное тело зашевелится...

...Едва он ступил ногой в черный лес, как его в кромешной тьме окружила атмосфера, в которой бесчинствовали, надвигаясь на него, всякие мерзкие чувства — злоба, проклятия, ревность, ненависть. По исходящему от них зловонию, от которого спирало дыхание, он понял, что входит в мир «исторической коллективной злобы». Собственно говоря, изначально такие чувства не были заложены в этой жизнерадостной, чистой девушке. Однако боль от произошедшей с нею трагедии привела ее в мир исторически сложившихся всеобщих эмоций, затащила в его трясину. Жадность, ненасытность зверя, вызываемая неутолимым голодом, зависти оттого, что ты не родился красивым и умным. Разочарование и крах надежд юноши, пытавшегося подражать другому, более талантливому и удачливому, унижение, вызванное страхом слабовольного человека, зависть и бессилие изнеженного мужчины, жгучая ревность, израненная душа, обманутые чрезмерные ожидания и бесконечные проклятия, любовная измена... Все эти эмоции и страсти с угрозами и проклятиями, осыпая руганью, наступали на него отовсюду из тьмы. Одни плевали в него, другие хлестали по щекам, хватали сзади за волосы, толкали в спину или же, наоборот, с укорами и жалобами цеплялись за ноги, пытаясь удержать, вернуть назад. Третьи же стреляли в лицо отравленными иголками, вызывая острую боль, мазали зловонными нечистотами.