Андрей Щупов - Дитя Плазмы

— Он что, женат? — спросил Пол у Володи. Спросил почему-то вполголоса.

— По-моему, нет.

— Тогда чего он?.. — Пол в растерянности изобразил рукой нечто напоминающее скрипичный ключ. — Ясно же: дорога назад заказана. Сиди и не трепыхайся.

— Пол рассмеялся, но его никто не поддержал. Умолкнув, он покрутил головой.

— Что-то вы, парни, не о том думаете… Нет, в самом деле! Я бы понял, если жена, дети или наследство в пару миллионов. А если нет? Чего ж туда рваться?

— У каждого свои причины, — уклончиво заметил Володя. Он тоже несколько посмурнел.

— Знаю я ваши причины. — Пол дернул Гуля за рукав. — Ты давай не молчи. Не хватает чего, говори прямо. Мы же люди, прислушаемся. Придумаем что-нибудь.

— Отстань, — вяло огрызнулся Гуль.

— Вот непутевый! Или считаешь, что здесь тебя не поймут? Одна бестолочь кругом?

— Угадал. Именно так я и считаю.

— Характерец!.. Как у Фергюсона! — Пол хмыкнул, с наслаждением потянулся всем телом. Кости у него звучно хрустнули. — Все равно привыкнешь, малыш, никуда не денешься. Да и чего не привыкнуть?

Жратва есть, крыша над головой — плохонькая, но имеется. С женщинами, правда, сложнее, но это уж кому как. Ферги, понятное дело, мается, но ты…

— Пол подался к Гулю, и лицо его приняло плутоватое выражение. — А вот тебе тосковать стыдно. Это уж я по секрету, как своему первенцу. Как-никак я тебя нашел… В общем, испанка наша глаз на тебя положила. Из-за тебя и Свану на порог указала. Видел, какой он дерганый в последнее время? В общем, шансы твои верные. Главное тут — не тянуть резину и действовать смелее. Понял?

Гуль не ответил, но помимо воли образ улыбчиво-говорливой Милиты всплыл перед глазами. Не такое это простое дело — холодно выдержать сообщение о том, что кому-то нравишься. Все равно что-то внутри начинает таять. А если тот, кому нравишься, тоже тебе небезразличен, то и вовсе начинается душевная кутерьма. Вроде той суеты, что затевается в доме перед праздником.

Пол тем временем улегся на спине и, забросив ногу на ногу, принялся разглагольствовать о вечном, разлагая на составные и расставляя в строгом порядке — по ранжиру и степени важности.

— Я, парни, о любви думаю так: она, конечно, загадка и все такое, но если взглянуть правде в глаза, то все тут яснее ясного. Люди — твари эгоистичные и во все времена любили только самих себя. Поэтому и подбирали себе подобных. Возьмите любую парочку — что он, что она. Или оба курносые, или оба рыжие. Вот и ты на Милиту чем-то похож. Проф, между прочим, считает, что ты грузин.

— Много он понимает, ваш проф, — пробурчал Гуль. Сердце его гулко и неровно билось. Какого черта он все это выслушивает?!

— Решать тебе, малыш, хотя я бы на твоем месте не раздумывал. И время как раз спокойное, подходящее. Двойники уже который день не тревожат.

Сделав над собой усилие. Гуль задал вопрос, который в данный момент интересовал его менее всего:

— Что ты знаешь о двойниках, Пол?

— О двойниках?.. А чего о них знать? Нечисть, вот и все. Ходят в наших шкурах, а живут как звери, в пещерах. Видел я однажды их логово…

Володя пошевелился.

— Пилберг говорил что-то о дроблении. Не зря же вы называете их двойниками?

Может, они такие же, как мы?

— Такие же?.. — Пол усмехнулся. — Спроси вон у Гуля, какие они. Он-то видел, как эти подонки вколачивали в меня пули. Ну, да вы еще насмотритесь на них. Помню, поначалу мы тоже все бегали, ползали по скалам, выход пытались искать, а как напоролись на них, так и угомонились.

— Нелепо все это. — Капитан в задумчивости глядел вдаль. — Кстати, вон на том гребне — не один ли из них?

Перевернувшись, Пол сгреб пятерней карабин, рывком высунулся из-за камней.

Гуль тоже посмотрел в указанном направлении. Шагах в трехстах от них, на перевале, торчала одинокая фигурка.

— Сюда бы мой бинокль, — пожалел Володя.

— Свои все здесь, так что бинокль ни к чему — Пол осторожно выдвинул перед собой ствол карабина — Подожди! Мы же не знаем, чего он хочет.

— Что ты говоришь! — насмешливо произнес Пол. — Ей-богу, я расплачусь, если попаду…

Карабин вздрогнул в его руках, по ушам хлестнуло. Далекая фигурка на перевале покачнулась и упала.

— Зачем?! — глухо проговорил капитан. Лицо его побледнело. — Зачем ты это сделал?

Пол холодно улыбнулся. В узких щелочках его глаз играло злое пламя.

— Ты еще простишь мне этот грех, парень. И сам сумеешь ответить на свой вопрос, когда словишь от них парочку-другую пуль. А еще я скажу тебе вот что: мне плевать, кто это был. Здесь всюду одна видимость. Сомневаешься или нет — стреляй. Зуул был хорошим парнем, но однажды ушел в горы и вернулся тронутым. Что-то Мудрецы сотворили с ним. Он нес такую околесицу, что пришлось спровадить его. Иначе он сманил бы за собой еще кого-нибудь.

Доверчивость здесь не в почете, а он был чересчур доверчивым. Поэтому Мудрецы так легко справились с ним. А с двойниками у нас война. Тут все в открытую, кто кого. Затем мы здесь и сидим, чтобы не подпустить к лагерю ни одной живой души. Для того и пароль каждый день меняем.

Володя пристально смотрел на говорившего. В некотором замешательстве перевел взгляд на Гуля, словно обращался к нему за поддержкой. Было видно, что ему тяжело и он не принимает сказанного. Гуль молча пожал плечами. Чем он мог помочь? Он уже видел, как здесь убивают, и внутренне смирился с этим, хотя далось это непросто. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Пол, однако, по-своему объяснил их взгляды. И, шлепнув по прикладу винтовки, вздохнул.

— Ни черта вы, ребятки, не понимаете. Ни Богу, ни дьяволу неведомо, что сотворила с нами эта тварь. Проф как-то болтал, что заглоти каракатица какое-нибудь кладбище, и по горам пойдут шастать полуистлевшие мертвецы.

Что вы об этом скажете, а?.. Укладывается это в ваших красивых головках? А если нет, так чего цепляться за старое?.. — Он повторно вздохнул. — Я-то знаю, что вам нужно. Один хороший оглушительный бой. На войне человек быстро взрослеет, — слыхали про такое? Это оттого, что он начинает соображать раз в десять быстрее. Вот и вы сообразили бы, что к чему.

— Я бы очень хотел этого, — тихо проговорил Володя, — сообразить, что к чему…

«Глупец! — мысленно буркнул Гуль. — Сообразить, что к чему…» Отчего-то особенно остро разлилась под сердцем пустота. Трещинка между ним и Володей ширилась, мало-помалу превращаясь в пропасть. Одиночество приближалось чеканной поступью.

Один. Совершенно один…

Подобно утопающему. Гуль ухватился за последнее, что у него оставалось.

Припомнив сон, попытался отчетливее прорисовать в памяти пруд, бамбуковую удочку и отца, но ничего не получилось, только испортил дело. Лиловый туман накрыл родные тени, завис над водой, пряча берега и пруд. Воображение предавало хозяина. Посреди знакомого пруда сами собой встопорщились скалы, а лицо отца на глазах менялось, становясь все более похожим на лицо Пилберга. Приветственно подняв руку, профессор язвительно улыбался.