Евгений Прошкин - Драйвер заката

Последним, о чем успел подумать Виктор, был экспорт новостей из реальности в морфоскрипт. Этот примитивный, по сути, способ позволял автоматически обновлять придуманный мир, ничего в нем не нарушая и не переделывая. Как раз такого решения Сигалов искал и для своего проекта, но сам почему-то не догадался. Он отметил, что надо бы записать, пока не забылось, и принялся разыскивать на столе маркер, но вместо маркера под руку попалась рюмка – Виктор выпил, – а через секунду уже не вспомнил ни о маркере, ни о новостных лентах. Его глаза были закрыты, пульс замедлялся.

Кабина лифта летела вниз, тело весило ровно столько, чтобы не оторваться от пола. Номера этажей на табло сменялись с такой скоростью, что взгляд еле успевал их фиксировать: «22»… «18»… «12»…

Сигалов поднял правую руку, чтобы почесаться, и вместе с ней на легком пластиковом браслете поднялась левая. Полицейские неодобрительно покосились, давая понять арестованному, что контролируют каждое его движение.

– Это уже завтра, сегодня не успеть, – сказал в трубку Коновалов и спрятал ее во внутреннем кармане плаща.

Виктор посмотрел на его отражение в хромированной панели и поймал себя на том, что не может вспомнить имя-отчество капитана. Он знал звание и фамилию, а вот имя почему-то вылетело… как и многое другое. Последний час Виктор провел словно во сне, и, хотя они с Алексеем изрядно выпили, проблема была не в этом. Собственно, проблем вообще не было – пока пьяного Лёху не переклинило и он не бросился в драку. Сигалов так и не понял, что послужило поводом. Шагов опять затянул свою волынку о чистом творчестве ради вечности, о классиках русской литературы и прочем подобном, потом начал углубляться и дошел аж до древних греков с их древними трагедиями. Виктор, конечно, огрызался и острил в ответ, но всё было в рамках, всё было как обычно… Пока Лёха вдруг не сбил его с ног и не начал душить. Сигалов лежал на полу, в панике глотая ускользающий воздух и бестолково взмахивая руками, – он мог бы ударить Шагова хоть в нос, хоть в глаз, но это казалось таким странным… Взять и ударить Лёху. Это было невозможно. А потом ладонь сама нащупала горлышко. Бутылка валялась рядом, Виктор должен был наткнуться на нее раньше, но раньше ему даже в голову такое не приходило. А когда воздуха не осталось совсем, когда легкие слиплись, будто мокрый пакет, когда в глазах запорхали черные бабочки, – анализировать и рассчитывать силу удара оказалось уже поздно. Виктор был способен лишь на одно движение, на самое последнее, и он его сделал. И сразу же стало легче: Лёхины пальцы разжались, в грудь ворвался воздух, стальной молот в мозгу стих, бабочки разлетелись.

Спустя полчаса Сигалов вызвал полицию и смиренно дождался наряда, стараясь не смотреть на тело Шагова. Хотелось накрыть его пледом, по крайней мере – лицо, но дежурный на линии запретил прикасаться к чему-либо до приезда экспертов.

Кабина остановилась. За раскрывшимися створками стоял худой невысокий мужчина с черными французскими усиками. Незнакомец держал в руке потертый портфель «под крокодиловую кожу», хотя, возможно, она и вправду была крокодиловой, иначе как еще объяснить, что не бедный, судя по всему, человек таскается с таким старьем. На мгновение их взгляды пересеклись, и Виктор испытал странное чувство, будто они уже где-то виделись.

– Отойдите с прохода, – приказал Коновалов. – А ты выходи быстрей, – тем же тоном обратился он к Виктору.

Сигалова довели до полицейской машины и усадили назад, за пластиковую решетку. Сиденье рядом с водителем было свободно, но Коновалов потеснил Виктора и занял место на заднем сиденье.

– Чего стоим? – бросил следователь.

– Господин капитан, вы бы пересели вперед, – предложил водитель.

– Поехали, говорю!

Сержант за рулем не стал спорить и, круто развернувшись на пятачке возле дома, направился к выезду. Следом на небольшом расстоянии катил второй автомобиль с полицейскими.

– Не туда… – обронил Виктор.

– Объезжаем, там асфальт перекладывают, – отстраненно проговорил Коновалов, пролистывая в коммуникаторе ворох сообщений. Потом завозился, убирая трубку в карман плаща, и вдруг опомнился: – Ты же не местный, Сигалов. Откуда ты знаешь, какой здесь участок и где он находится?

Виктор пожал плечами:

– Просто знаю.

– Ты бы поменьше трепался, Витя, – вполголоса заметил капитан. – Кто-нибудь другой на моем месте мог бы решить, что ты заранее выяснил маршруты и время прибытия. И тогда хана твоей версии про самооборону. Следы на шее, я бы сказал, не самые убедительные. Вот в морге – там да, там следы. А у тебя совсем не такие.

Виктор не мог понять, кого сейчас играет капитан – доброго следователя или злого. Получался какой-то средний. Возможно, Коновалов таким и был – средним во всех смыслах.

– Не напрягайся так, не надо. – Капитан фамильярно пихнул Сигалова в бок. – Я на тебя умышленное убийство вешать не собираюсь. Формальности только выполним, и отправишься домой, под подписку о невыезде. Если, конечно, чего другого за тобой не всплывет, – добавил он как бы в шутку.

Виктора это должно было напугать, но даже не удивило. Он находился в странном состоянии полусна, которое само по себе беспокоило гораздо сильнее, чем то, что произошло накануне. Всё это словно уже где-то было, даже фамилия Коновалова казалась знакомой. Вот с именем-отчеством оказалось сложней. Вроде бы капитан называл их, но Сигалов так и не запомнил. А фамилия… Стоило Коновалову представиться, как Виктор подумал, что вспомнил бы и сам, если бы немного сосредоточился. Хотя как раз этого он в данный момент и не мог: сосредоточиться было неимоверно трудно, невозможно.

Коновалов тем временем начал что-то подробно объяснять про адвокатов. Виктор не обращал внимания, он сидел как парализованный и таращился в окно. На крыше вращались проблесковые маячки, синие вспышки отражались в соседних машинах и в лицах пассажиров. Кто-то раздосадованно щурился, кто-то с интересом разглядывал арестованного на заднем сиденье.

– В любом случае мы еще не закончили, – сказал Коновалов тем тоном, которым как раз и принято заканчивать разговор.

– Ага, – обронил Виктор, даже не стараясь вникнуть.

Последнюю пару минут его внимание было приковано к юркому автомобилю небесного цвета. Легендарный «жук» Фольксвагена, одобренный, если историки не врали, еще Гитлером, недавно был реанимирован японцами под названием «Ladybug». Поскольку на русский это переводилось как «божья коровка», то к машине прилипло народное прозвище «тёлка». Ездили на «ледибагах» в основном женщины, что придавало альтернативному названию некоторую двусмысленность.