Станислав Лем - Человек с Марса (Сборник)
Вошел Бэрк. Они с инженером принялись монтировать части аппаратуры. Профессор велел мне сесть на стул, наложил на голову медный обруч и подключил несколько контактов.
Послышался низкий гул. Профессор возился с аппаратурой, не переставая говорить:
— Вы понимаете, что я имею в виду? Наша речь, наши жесты и так далее непонятны пришельцу с Марса. Но быть может, характер его психических процессов в самом центре, в его мозгу, более близок нам. Я намерен, отбросив окольные пути, воздействовать биотоками наших мозгов на его мозг.
Тем временем лампы усилителей накалились до бледно-розового цвета. Гудение усилилось. Я почувствовал, как у меня на голове стягивают ремнем металлическую каску.
— Не волнуйтесь, сидите спокойно, — дошел до меня голос профессора. — Ничего не случится, глядите на экран.
Большая, похожая на стеклянный цилиндр с конически расширяющимся основанием труба катодного осциллографа лежала на двух эбонитовых стойках. Я увидел, как на ее бледно-желтоватой флюоресцирующей поверхности появились медленно извивающиеся светлые линии.
— Это биотоки вашего мозга. Попробуйте мысленно перемножить тридцать на восемнадцать.
Теперь световые зигзаги на экране заструились быстрее.
— Прекрасно, аппарат действует идеально.
Гудение резко оборвалось, я почувствовал, что инженер ослабил ремень и снял у меня с головы «чепец».
— Пожалуйста, спуститесь, а мы подадим через вентиляционную шахту кабель осциллографа, там вы его примете из выходного отверстия и дождетесь меня, — сказал Линдсей.
Я по лестнице сбежал на первый этаж. В большом монтажном зале гудел электромотор, небольшой тельфер поднимал безжизненное тело марсианской машины с ее ложа и переносил в центр зала. Инженер шел под ней и подавал знаки доктору, который управлял перемещением с пульта. Я нашел выход вентиляционной шахты и вскоре увидел, как оттуда высовывается черный конец кабеля. Я легонько потянул за него и стал ждать. Через минуту появился Линдсей с большой рентгеновской трубкой. Укрепив кабель на стенном изоляторе, он начал устанавливать необходимые приборы.
— Газовые гранаты готовы, — сказал он и, обращаясь к Джедевани, стоявшему рядом, добавил: — Не думайте, что мне жизнь не мила… А теперь так: дадим ему ток на десять секунд и будем повторять это до тех пор, пока он не дрогнет. Тогда выключим ожививший его ток и подвергнем его мозг или рецептор — а еще лучше все сразу — действию рентгеновских лучей. Один из нас будет сидеть наверху и медленно, спокойно думать, мыслить, но не словами — это ничего не даст, — а образами. Картинки, которые надо вызвать в воображении, я уже набросал. Потом опять дадим ему «бодрящий» ток, посмотрим, реагирует ли он, и так будем повторять до получения результата.
— И как долго? — спросил Джедевани.
— До утра, если потребуется, — нервно бросил профессор.
Я взглянул на часы — было семь вечера.
— Макмур, вы — человек уравновешенный, здравомыслящий. — Профессор быстро взглянул на итальянца, но тот и не думал обижаться. — Пойдемте наверх. На листке, что лежит у меня на столе, найдете картинки, о которых сказал инженер. Мыслить надо медленно, каждый образ представлять себе не меньше двадцати секунд. Начнете после красного сигнала, по зеленому — прекратите. Если что-нибудь получится, вы станете первым человеком на Земле, переговорившим с обитателем Марса. Ну, дай Бог счастья и вам, и нам. Жаль, что одного инженера у нас черти взяли, а он бы пригодился. Ну да ничего, Фрэйзер тоже хороший физик. Господин Фрэйзер, пойдете с Макмуром и подключите все, что необходимо для записи и передачи биотоков мозга через усилители. Не отнимайте телефонной трубки от уха: если я позвоню, то в зависимости от указаний будете либо увеличивать, либо уменьшать ток, подаваемый отсюда, снизу.
Кончив, профессор обратился к Линдсею.
Я отправился с Фрэйзером наверх. В малом монтажном зале сел на стул, Фрэйзер надел мне на голову металлический колпак и дал в руки листок, на котором было написано несколько фраз, и пачку пронумерованных фотографий.
Вначале мне предстояло внимательно рассматривать карту Марса, «активно смотреть, а не просто пялиться, как баран на новые ворота», — написал профессор под фотографией своим ужасно неразборчивым почерком. Потом — фотографию Земли. Затем — карту Америки, далее — района, в котором мы находились, и при этом я должен был «испытывать положительные эмоции без примеси страха или ненависти».
Хорош старичок. Я уже чувствовал раздражение от его наставлений. Следующая фотография изображала всех нас (кроме меня) на платформе у телескопа. Здесь опять следовало подумать о Марсе, «но образно, не словами», — записал на полях профессор. Наконец, была фотография снаряда, снимки района его падения и самого марсианина, при интенсивном рассмотрении которых, выполняя указание профессора, я должен был пребывать в хорошем настроении и дружеском расположении к нашему гостю. Признаюсь, первое, что мне пришло в голову после ознакомления с профессорской писаниной, было пожелание, чтоб удар хватил это механическое чудовище, которое уже прикончило нескольких человек, но я взял себя в руки. Неожиданно звякнул телефон — звонил профессор. Он сообщал наверх, что они начинают раздражать ареантропа напряжением в три миллиона вольт, и предупреждал нас, чтобы мы были готовы мгновенно включиться по их сигналу. Я выпрямился на стуле и ждал. Спустя секунду почувствовал, как пол слегка завибрировал.
— Электризуют нашего марсианина, — бросил Фрэйзер. — Электризуют!
Изумительная штука — три миллиона вольт! По мне тоже прошла дрожь. Оп-ля! Надо быть в хорошем настроении! Я принялся думать о Шотландии, о лесистых горах, о добрых старых временах, о миллионных тиражах газет с моими сенсационными репортажами.
Мысль мою прервал звонок.
— Что? Как? — кричал в трубку Фрэйзер. — Громче! Ничего не слышу!
Даже я слышал на расстоянии в несколько шагов, что трубка аж хрипит от гула, — и ничего странного: все генераторы работали в полную силу, чтобы дать нужные миллионы.
Фрэйзер бросил трубку.
— После третьего включения он дрогнул, пошевелился. Профессор велел сказать, чтобы вы подготовились.
Тем временем Финк опустил марсианина на пол, установил на площадке в нормальном положении и теперь был занят тем, что размещал проводочки груши с плазмой в их гнездах. Потом закрыл верхнее отверстие колпаком и попытался расшевелить сердце — или гироскоп — через просверленное нами отверстие.
— Осторожней, инженер! — крикнул я.
— Не бойтесь, у него сейчас нет устройства для трансформации атомной энергии, и пока мы не дадим ему из нашей сети трех миллионов вольт, он безопасен, как пень.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});