Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Его замечание встретило явное одобрение.

— Послушайте, — с чувством начал молодой человек с сигаретой, — у меня был дядя, который жил год после Шестидесяти — только год. Он был одним из тех самодовольных мужчин, которые не чувствуют склонности уходить, и до нас, остальных, ему не было никакого дела… Я об этом не знал, понимаете ли, а то бы я о нем сообщил. Это только честно по отношению к следующему поколению. Наконец, его поймали, я об этом узнал, это тогда, когда Братство вызвало меня и моего брата и пожелало выяснить, почему мы не сообщили. Я сказал, что никто в моей семье об этом не знал. И мой старик нас поддержал. Но все равно нам пришлось выложить 500 кредиток. Тут уж выбора не остается.

Тревога охватывала Алвардена все больше. Безумцы ли эти люди, что так легко соглашаются со смертью и даже не желают помогать своим друзьям или родственникам избежать ее? Не мог ли он, по какому-то стечению обстоятельств, оказаться на корабле, везущем безумцев в лечебницу… или в утаназий? Или же это просто земляне?

Его сосед вновь смотрел, на него, нахмурившись, и его голос прервал течение мыслей Алвардена?

— Эй, парень, а где это «вон там»?

— Простите?

— Я сказал, откуда вы взялись? Вы сказали — «вон оттуда». Что это за «оттуда»? А?

Алварден почувствовал, как взгляды присутствующих устремились на него, и в каждом тлела искра подозрения. Не считают ли они его членом Общества Древних? А может, его вопросы навели их на мысль о том, что он принадлежит к категории «агентов-провокаторов»?

И тогда он решил ответить со всей откровенностью:

— Я не с Земли. Я — Бел Алварден из Баронна, сектор Сириус. А вас как зовут? — И он протянул руку.

С таким же успехом он мог швырнуть в центр самолета бомбу.

Первой реакцией пассажиров был молчаливый ужас, отразившийся на их лицах, следующей — гаев, вспыхнувший в них, как пламя. Человек, сидевший рядом с ним, быстро вскочил и кинулся к другому сиденью. Два человека, уже занимающих его, подвинулись, чтобы дать место новичку.

Все отвернулись от него. Он оказался отгороженным рядами спин. На мгновение Алварден ощутил прилив негодования. Земляне смеют так обращаться с ним, земляне! Он протянул им руку дружбы, он, сирианин, пришел к ним с миром, а они отвергают его.

Потом, с усилием, он отогнал эти мысли. Было очевидно, что презрение никогда не бывает односторонним, что ненависть вызывает ненависть.

Он почувствовал, что за его спиной кто-то находится, и обернулся.

Это был молодой человек с сигаретой.

— Хэлло, — сказал он. — Меня зовут Грин… Не позволяйте этим ничтожествам задевать вас.

— Меня никто не задевает, — коротко ответил Алварден. Он был не слишком доволен обществом пассажиров и находился в состоянии, не подходящем для выслушивания советов от землянина.

Но Грин не был приучен различать эмоциональные оттенки в речи других. Он еще раз пыхнул сигаретой и сбросил пепел в средний проход.

— Провинциалы! — с презрением прошептал он. — Кучка фермеров, не больше… Они лишены галактической широты. Не обращайте на них внимания. Возьмите вот меня. У меня иная философия.

— Да?

— Живи сам и позволяй жить другим, вот что я говорю. Я ничего не имею против Внешних. Если они хотят быть со мной дружелюбными, я тоже буду с ними таким же. Какого черта… Они же не могут быть Внешними по желанию. Ведь я прав, не так ли? — и он фамильярно коснулся запястья Алвардена.

Алварден кивнул, хотя прикосновение вызвало у него странное чувство. Социальный контакт с человеком, сожалеющим о том, что упустил случай сообщить о грядущей смерти своего дяди, был не из приятных.

Грин подался вперед.

— Вы в Чику? Как вы сказали вас зовут? Алварден?

— Алварден. Я направляюсь в Чику.

— Мой родной город. Лучший на Земле. Долго собираетесь там пробыть?

— Может быть. У меня нет определенного плана.

— Гм… А вы не будете возражать, если я скажу, что мне понравилась ваша рубашка? Можно я посмотрю ее поближе? На Сириусе сделана, а?

— Да.

— Отличный материал. На Земле ничего такого не достанешь… Послушайте, приятель, в вашем багаже нет такой запасной, а? Я бы заплатил, если бы вы захотели ее продать. Отличная штука.

Алварден отрицательно покачал головой.

— Очень жаль, но я взял с собой слишком мало вещей. Я рассчитывал купить вещи здесь, на Земле.

— Я дам пятьдесят кредиток, — сказал Грин.

Наступило молчание. Он добавил:

— Это хорошая цена.

— Очень хорошая, — согласился Алварден, — но, как я уже вам сказал, у меня нет рубашки, которую можно бы было продать.

— Ну… — Грин пожал плечами. — Вы рассчитываете пробыть на Земле достаточно долго, насколько я понял.

— Может быть.

— А чем вы занимаетесь?

Археолог подавил готовое вырваться наружу раздражение.

— Послушайте, мистер Грин, если вы не возражаете, я немного устал и хотел бы отдохнуть. Вас это не обидит?

Грин нахмурился.

— А что такое с вами? Ваши люди что, не верят в вежливость? Я просто задаю вам вежливые вопросы, и нечего наступать мне на пятки.

Разговор, до этого шедший вполголоса, теперь возвысился почти до крика. Враждебность просто повисла в воздухе, и губы археолога сомкнулись в тонкую нить.

Он сам на это напросился, с горечью решил он про себя. Он не попал бы в подобную переделку, если бы сидел и молчал, если бы не стал испытывать силу дурацкой терпимости на людях, которым она совершенно не нужна.

Он примирительно сказал:

— Мистер Грин, я не просил вас присоединяться ко мне, и я не был невежливым. Повторяю, я устал и хотел бы отдохнуть. Думаю, ничего необычного в этом нет.

— Послушайте. — Молодой человек поднялся со своего сиденья, гневным жестом отбросил сигарету и ткнул в своего противника пальцем. — Не нужно вести себя со мной так, как будто я собака или что-то в этом роде. Вы, вонючие Внешние, являетесь сюда со своими прекрасными рассуждениями и надменностью и думаете, что это дает вам право топтать нас всех. Мы этого терпеть не намерены. Если вам это не нравится, можете убираться туда, откуда явились. Думаете, я вас испугаюсь?

Алварден отвернулся и неподвижным взором уставился в окно.

Грин больше ничего не сказал и снова занял собственное место. Со всех сторон несся взволнованный шепот, на который Алварден не обращал внимания. Он скорее чувствовал, чем видел, обращенные на него пронзительные и недовольные взгляды. Но всему приходит конец, пришел конец и этому инциденту.

На него перестали обращать внимание, и он закончил путешествие в одиночестве и молчании.