Ольга Чигиринская - Мятежный дом

По рабочим уровням были протянуты основные коммуникации, они же предназначались для передвижения рабов. По транспортной траншее время от времени прокатывались вагонетки с рабочими бригадами, другие гемы шли группами навстречу или в ту же сторону. Со стороны миссионеры выглядели как человек-начальник и рабочая ячейка. Гораздо больше шансов было у гема попасться в одиночку – поэтому они покидали Салим, как минимум, парой. Гемы пещер Диса, не являющиеся частной собственностью, всегда ходили парами, ячейками или бригадами. А частных гемов можно было отличить по неформенной одежде или клановой ливрее.

Команда спустилась еще на один уровень. Хорошо освещенные рабочие коридоры сменились плохо освещенными мусорными, затхлая вонь ударила в нос. Вдоль стен стояли контейнеры, полные разнообразными отбросами, рассортированными еще на стадии вышвыривания: органика, металл, стекло, бумага, тряпки, пластик. Все было достаточно аккуратно – лемуры не терпят грязи – но неистребимый запах разложения пронизывал воздух.

Каждые десять часов лемуры опустошали все контейнеры, после чего сорта мусора шли по назначению – в переработку, на бустерные поля, или, если уже некуда – в аннигиляцию. Во время этой пересменки спокойно продвигаться по мусорным коридорам было никак невозможно, поэтому Дик поторопил друзей, чтобы проскочить эти катакомбы за оставшийся час. Сюда выбирались за пищей самые опустившиеся из обитателей «Муравейника» – воры, которых не желали терпеть даже другие воры, омерзительные, ничем не брезгующие нищие, полугемы и мутанты. Здесь же «паслись» ребятишки вроде Куна, выискивая среди поломанной машинерии годные в дело детали – правда, основные их угодья лежали чуть в стороне. Дик находился сейчас на чужой «охотничьей территории», и к нему могли прицепиться просто так, без повода. Здесь он шел, спустив флорд в ладонь из петли подмышкой.

Наконец, через лемурский люк они спустились в темную, влажную утробу города. Здесь на километры тянулись бустерные поля; огромные полости в скале были заняты под водоочистители. Здесь постоянно хлюпало и капало, и сквозняки доносили смрад гниющей органики. Здесь во многих местах единственным источником света были метки, нанесенные лемурами на стенах, поэтому Дик и замыкающий, Остин, надели налобные фонарики.

Они прошли совсем недолго, как услышали из сумрака:

– Тэнконин-сама!

И еще несколько голосочков подхватили приветствие. Кто-то совсем маленький подбежал к Дику и прыгнул ему на шею. Дик не помнил, какое имя дал этому лемурчику – они и сами эти имена забывали.

Он осторожно приласкал, а потом спустил на пол маленькое тельце, пытаясь все-таки сообразить, кто это: Михаэль? Карл? Илай? Не успел найти ни одной характерной приметы – малыш затерялся среди окруживших группу лемуров. Они обменялись приветствиями (Дик уже приучил себя не дергаться в ответ на ласковые почесывания, хотя это было очень трудно) а потом попрощались. Покинуть работу в свою смену для лемуров что-то вроде святотатства. Дик оставил им пакетик с леденцами. До гнезда оставалось еще пятнадцать минут ходу. До Салима – еще час.

Те, кто находился на отдыхе, обрадовались гостям. Гости тоже обрадовались привалу, но главным образом Дика обрадовало то, что у лемуров сидел Рэй.

– Я вышел ребят встретить, – сказал он. – А тут вы. Я-то думал, вы на работе, сэнтио-сама!

– Меня выперли, – снова объяснил Дик.

– Вот так раз, – изумился Рэй. – Что же, вы все время теперь с нами жить будете?

– Может быть, – вздохнул Дик. – Только не сразу. У меня еще дела есть в Муравейнике. А что твоя разведка? Ты добрался до Лабиринта?

– Добрался, но… – Рэй махнул рукой. – Не надо об этом сейчас. Давайте подождем до Салима и там поговорим.

Правила «когда я ем, я глух и нем», для лемуров не существовало – их рты закрывались только на время сна. Миракл слегка уставала от их бесконечного верескливого тарахтения, остальные уже привыкли. На десерт были леденцы.

– Сэнтио-сама! – окликнул его бывший Мару. – Говорить можно?

– Да, конечно, – Дик подвинулся – Садись.

Старый лемур присел рядом, почесываясь.

– Вода шумит – тэнконин слышит? – спросил он. – Снаружи дожди начались. Осень потому что.

– Да, – кивнул Дик. В распахнутые ворота глайдер-порта он видел, как молнии кроят небо. Жара в Муравейнике теперь была влажной, но хотя бы не скрипел на зубах всепроникающий песок. У Даллана половина бизнеса стояла на этом песке – он забивался в малейшие щели и портил механизмы. Но сейчас, пропитанный и спрессованный тяжелой влагой, он уже не был так легок на подъем, как прежде.

– Скоро долгие дожди будут. Пойдет вода, – Павел-Мару показал, где именно.

– Салим затопит? – испугался Дик.

– Нет, нет, не затопит Салим! – успокоил его Мару. – Другие места затопит – он со страхом понизил голос. – Ничьи – они глупые совсем. Не знают, где пойдет вода. Она идет – они бегут…

– Та-ак… – пробормотал Дик. – Они нападут на нас?

– Нападут, да. Если найдут. Но если нет – придут морлоки. Морлоки охотятся на ничьих, когда дожди. И когда зима. Сэнтио-сама, Салим ничьи не найдут – морлоки найдут. Морлоки не найдут – ничьи найдут. Что делать – Мару не знает.

– Все в руках Бога, – спокойно сказал Дик.

Значит, морлоки еще важнее, чем он думал. Интересно, что же там обнаружил Рэй…

Лемуры все еще хрустели леденцами, когда Дик встал, вскинул сумку на плечо и сказал:

– Пошли.

Утром Бет получила приятное известие: на сегодняшнюю заседаловку Лунной палаты идти не надо. Это была бабушкина затея – таскать ее на эти заседаловки, чтобы она понимала, в чем заключается работа цукино-сёгуна.

Лунная палата состояла сплошь из баб и занималась делами мира – в противовес Солнечной, занимающейся делами войны и внешней торговли. К делам мира относились терраформирование, внутренняя торговля, производство гемов, заключение межклановых браков и, конечно, Проект.

Благодаря этим заседаловкам при консультациях Огаты Бет действительно стала кое-что понимать относительно Картаго. И понимать даже чуть больше, чем того хотела леди Альберта. А именно – до нее стало доходить, что леди Альберта не справляется.

– Она – ученый, а не политик, – сказал Огата, когда Бет спросила его об этом. – Ее научный гений никто не оспаривает, и у себя в лаборатории она действует примерно в таком же стиле, в каком пытается действовать здесь…

Бет кивнула.

– «Я не хочу знать, почему этого нельзя сделать. Я хочу знать, КАК это сделать», – сказала она голосом, очень похожим на бабушкин. Рин засмеялся.

– Да примерно так. Видишь ли, твоя мать была политиком. Она привыкла учитывать настроения людей, играть их стремлениями и разрешать противоречия за счет компромиссов. Леди Альберта видит задачу, которая должна быть решена и не понимает, почему все еще не распределили между собой обязанности.