Стивен Кинг - Мертвая зона
– Да.
– Очень хорошо. Начинаем. Доктор Браун?
– Все готово.
– Прекрасно. Джонни, я попрошу вас, представьте себе стол. На столе лежит апельсин.
Джонни представил. Он видел маленький карточный столик со складными металлическими ножками. На нем чуть в стороне от центра лежал большой апельсин, на пупырчатой кожуре была наклейка с названием фирмы САНКИСТ.
– Хорошо, – сказал Вейзак.
– Что, этот аппарат показывает мой апельсин?
– Н-нет… то есть да. Символически. Аппарат регистрирует токи мозга. Мы ищем блокированные участки, Джонни. Участки каких-либо нарушений. Возможные указания на нарушенное внутричерепное давление. А теперь попрошу не задавать вопросов.
– Хорошо.
– Сейчас представьте себе телевизор. Он включен, но передачи нет.
Джонни увидел телевизор в своей квартире – в своей бывшей квартире. Экран подернут светло-серой изморосью. Кончики складной антенны, торчащие подобно заячьим ушам, обернуты фольгой для лучшего приема передач.
– Хорошо.
Опыт продолжался. На одиннадцатый раз Вейзак сказал:
– А сейчас попрошу вас представить стол для пикника на левой стороне зеленой лужайки.
Джонни задумался и увидел шезлонг. Он нахмурился.
– Что-нибудь не так? – спросил Вейзак.
– Все нормально, – сказал Джонни. Он напряженно думал. Пикники. Вино, жаровня… дальше, черт возьми, дальше. Неужели так трудно мысленно увидеть стол для пикника, в своей жизни ты их видел тысячу раз; вообрази же его. Пластмассовые ложки и вилки, бумажные тарелки, отец держит в руке длинную вилку, он в поварском колпаке, на нем фартук, на котором наискось написано: ПОВАР ХОЧЕТ ВЫПИТЬ; буквы прыгают, словно живые. Отец жарит котлеты, потом они сядут за…
Наконец-то!
Джонни улыбнулся, но улыбка тут же увяла. Теперь перед ним был гамак.
– Черт!
– Никак не увидите стол для пикника?
– Дичь какая-то. Я, кажется… не могу вообразить его. То есть я знаю, что это такое, но я не могу себе его представить. Разве не дико?
– Успокойтесь. Попробуйте вот это: глобус, стоящий на капоте пикапа.
Это было просто.
На девятнадцатый раз – гребная лодка у столба с дорожным указателем (кто изобретает эту несуразицу? – подумал Джонни) – опять не получилось. Он был в отчаянии. Он представил себе большой мяч, лежащий рядом с могильной плитой. Он напрягся и увидел дорожную развязку. Вейзак успокоил его, и через несколько секунд датчики с головы и век были сняты.
– Почему я не смог вообразить эти предметы? – спросил Джонни, переводя взгляд с Вейзака на Брауна. – В чем дело?
– Трудно сказать определенно, – ответил Браун. – Вероятно, местная амнезия. А может, в результате аварии поврежден какой-то маленький участок мозга – в сущности, микроскопический. Мы, правда, не знаем, в чем дело, но, очевидно, у вас появились провалы памяти. Два мы нащупали. Наверное, обнаружатся еще.
– У вас была травма головы в детстве, да? – отрывисто спросил Вейзак.
Джонни задумчиво посмотрел на него.
– Сохранился старый шрам, – сказал Вейзак. – Существует теория, Джонни, подтвержденная статистическими исследованиями…
– Которые далеко еще не закончены, – сказал Браун почти официальным тоном.
– Да, правда. Теория эта предполагает, что люди выходят из долговременной комы, если получили ранее какую-то мозговую травму… мозг как бы адаптируется после первого ранения, что помогает перенести второе.
– Это не доказано, – сказал Браун. Казалось, он был недоволен тем, что Вейзак заговорил на эту тему.
– Остался шрам, – сказал Вейзак. – Вы можете вспомнить, когда это случилось, Джонни? Вероятно, вы потеряли тогда сознание. Упали с лестницы? Или с велосипеда? Судя по шраму, это произошло в детстве.
Джонни напряг память, затем покачал головой.
– Вы спрашивали у родителей?
– Никто из них не мог вспомнить ничего такого… а вы?
На мгновение что-то всплыло – дым, черный, жирный, пахнущий вроде бы резиной. Холод. Затем видение исчезло. Джонни отрицательно покачал головой. Вейзак вздохнул, пожал плечами.
– Вы, должно быть, устали.
– Да. Немножко.
Браун присел на край стола.
– Без четверти двенадцать. Сегодня вы хорошо поработали. Если хотите, мы с доктором Вейзаком ответим на ваши вопросы, а потом вас поднимут в палату, и вы вздремнете. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Джонни. – Эти снимки мозга…
– КОТ, – кивнул Вейзак. – Компьютеризированная осевая томография. – Он взял коробочку со жвачкой «Чиклетс» и вытряхнул три подушечки прямо в рот. – КОТ – это, по сути дела, серия рентгеноснимков мозга, Джонни. Компьютер обрабатывает снимки и…
– Что он вам сказал? Сколько мне осталось?
– Это что еще за чепуха – «сколько мне осталось»? – спросил Браун. – Похоже на фразу из допотопного фильма.
– Я слышал, люди, вышедшие из длительной комы, долго не живут, – сказал Джонни. – Они снова отключаются. Подобно лампочке, которая, перед тем как перегореть, ярко вспыхивает.
Вейзак громко захохотал. Его гулкий смех словно шел изнутри – удивительно, как он не подавился жвачкой.
– О как мелодраматично! – Он положил руку на грудь Джонни. – Вы что, думаете, мы с Джимом дети в этой области? Как бы не так. Мы неврологи. Врачи, которых вы, американцы, цените на вес золота. А это значит, что мы невежды не во всем, а лишь в том, что касается деятельности человеческого мозга. Так что могу сказать: да, такие случаи бывали. Но с вами этого не произойдет. Думаю, мы не ошибаемся, а, Джим?
– Да, – сказал Браун. – Мы не обнаружили никаких серьезных нарушений, Джонни. В Техасе один парень пролежал в коме девять лет. Сейчас он выдает ссуды в банке вот уже шесть лет. А до того работал два года кассиром. В Аризоне живет женщина, которая пролежала без сознания двенадцать лет. Что-то там случилось с наркозом, когда она рожала. Сейчас она передвигается в инвалидной коляске, но жива и в здравом уме. Она вышла из комы в шестьдесят девятом, и ей показали ребенка, который появился на свет двенадцать лет назад. Ребеночек был уже в седьмом классе и, кстати, великолепно учился.
– Мне грозит инвалидная коляска? – спросил Джонни. – Я не могу вытянуть ноги. С руками получше, а вот ноги… – Он устало замолчал, покачивая головой.
– Связки сокращаются, – сказал Вейзак. – Понятно? Вот почему коматозные больные как бы скрючиваются, принимая положение, которое мы называем зародышевым. Ныне мы знаем о физических изменениях во время комы гораздо больше и успешнее можем противостоять болезни. Даже когда вы находились без сознания, с вами регулярно занимался физиотерапевт. К тому же больные по-разному реагируют на коматозное состояние. У вас, Джонни, ухудшение протекало довольно медленно. Как вы сами говорите, руки у вас на удивление чувствительны и жизнеспособны. И тем не менее какое-то ухудшение произошло. Лечение будет долгим и… стоит ли лгать? Нет, пожалуй. Оно будет долгим и болезненным. Будут слезы. Вы можете возненавидеть врача. И остаться навсегда прикованным к постели. Предстоят операции – одна, если вам очень, очень повезет, но, может быть, и все четыре, – чтобы вытянуть связки. Такие операции еще в новинку. Они удаются полностью или частично либо оказываются безрезультатными. И все же, с божьей помощью, я полагаю, вы будете ходить. Лыжи и прыжки через барьер – едва ли, но бегать и, конечно, плавать вы сможете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});