Утро морей - Влада Ольховская
Говорить с ней сейчас было бесполезно. Любые попытки объяснить ей, что происходит и для чего все это, натыкались на такие блестящие аргументы, как «я тебе не верю», «ты сошла с ума» и «гори в аду». Оказалось, что фанаты замгарина так гордятся своей логикой, потому что только ее и принимают, какой бы специфической она ни была.
Дальше — больше. Если раньше у Ники были лишь подозрения в том, что замгарин вызывает привыкание и даже зависимость, то теперь она убедилась в этом окончательно: на Даше эта зависимость проявилась во всей красе.
Настроение сестры менялось с периодичностью раз в полчаса. То она рыдала, сжавшись в комочек на полу, то билась в дверь раненой птицей — впрочем, довольно злобной и жаждущей мести. Чуть позже начались головные боли, жар, проблемы с желудком — все, какие могут быть.
Вот это был по-настоящему страшный период. Когда Дашу рвало после любого приема пищи, Нике хотелось сдаться, вызвать медиков, передать всю ответственность им. Но она помнила, как быстро врач сменил свои показания, хотя и был этому не рад. Эти люди дали замгарин девушке, только-только оправившейся после передозировки! Они, может, и спасут Даше жизнь, но ненадолго. Финал все равно предсказуем.
Поэтому Ника часами сидела на полу возле двери в подвал, наблюдала за сестрой через крошечное окошко, но внутрь не входила.
— Ты же убьешь меня, — стонала Даша.
— Я тебя не убью. Я просто хочу, чтобы ты обдумала всю эту ситуацию здраво, без жизнерадостно розового тумана в мозгах!
— Не о чем тут думать, замгарин тут ни при чем!
— Дарья, да твою ж мать! — порой не выдерживала Ника. — Посмотри на себя! Ты — наркоша, у которой забрали дозу! Это чисто физиологическая реакция, на нервы все не спишешь!
— Это потому, что я сижу в подвале!
— Даша, никто не зарабатывает такие симптомы, просто посидев пару дней в подвале! У тебя ломка!
И снова сестра ее не слушала. Но Ника уже и не ожидала, что простой разговор по душам сейчас хоть что-нибудь решит. Она лишь надеялась, что ее слова отложатся где-нибудь в памяти Даши и потом, когда все придет в норму, сыграют свою роль.
Пока же, чтобы не сойти с ума и отвлечься от рыданий и проклятий, Ника дисциплинированно вела дневник — в обычной тетрадке, без выхода в интернет. Она записывала все, что происходило с ней и Дашей, сравнивала, делала выводы.
Два примера — это мало, но кое-что у нее уже получалось. Похоже, в первые дни применения замгарин действительно не вызывал ничего похожего на зависимость. Те люди, которые относились к нему недоверчиво, испытывали его, иногда прекращали принимать, чтобы посмотреть на эффект. Но ничего плохого не происходило, и они успокаивались.
А напрасно. Ника не бралась толком сказать, когда начиналось привыкание, однако в какой-то момент сама мысль о том, чтобы снова жить без замгарина, становилась отталкивающей и неприятной. Постепенно мысль эта разрасталась, приобретая реальную власть, окружала себя тревогой и паническими атаками. Сознание еще наслаждалось искусственным спокойствием, а подсознание уже знало, что за спиной горят мосты.
Ника использовала препарат чуть больше четырех недель и прошла через ломку легко, как через обычную простуду. А вот Даше приходилось куда сложнее… Вопрос: из-за чего? Из-за недавней передозировки или настоящее привыкание к замгарину начиналось только через два месяца?
— Это все бесполезно, как ты не можешь понять? — устало шептала ей Даша, и Нике порой приходилось прижиматься вплотную к двери, чтобы ее услышать. — Как только я приду в себя, я сбегу отсюда!
— Может быть. Но я надеюсь, что перед этим ты о многом подумаешь на трезвую голову.
Даша шипела и ругалась, но это можно было не слушать, информационной ценности никакой. Гораздо важнее для Ники было то, что ее сестра, возможно, все-таки думала о своем состоянии.
Наблюдением за Дашей дело не ограничилось. Ника действительно порой выезжала в деревню, но не только для того, чтобы проверить почту. Она давно уже несколько раз перечитала документы, собранные тем дебоширом, и пыталась найти новые случаи.
Случаи были. Как странно… Когда она обожала «Белый свет», ей казалось, что иное просто невозможно. Замгарин принимают не все, но почти все. Все люди, которые имеют значение, а остальные — так, массовка, причем массовка тупая, неспособная понять исключительность этого препарата.
Теперь же оказалось, что замгарин критиковали давно, просто делалось это в частном порядке: записями в соцсетях, расследованиями каких-то малоизвестных блогеров. Многие из этих расследований были вовсе не «истеричными воплями», как называла их Люда. Нет, в них чувствовался грамотный подход, там люди точно знали, что делают. Это были полноценные аналитические статьи, которые вполне достойно смотрелись бы на серьезных порталах, в газетах, в журналах…
Однако в газетах, журналах и порталах их не было. Ника не могла не вспомнить собственную попытку написать статью про замгарин. Статья не появилась, и мятежные мысли были выжжены на корню. Вопрос в том, кто был инициатором всего этого… Сама Люда? Вряд ли. Она — королева на своим портале, но она не имеет никакого отношения к редакционной политике других изданий.
А ведь они действуют одинаково, значит, сообща! За всем этим должен был стоять куратор — и наверняка стоял.
Все дороги вели к «Белому свету». Люда Клещенко входила в его совет, там же была Марина Сулина, которая и привезла замгарин в Россию — сама-то она была гражданкой Германии. Теперь уже какая-то картинка вырисовывалась, но принять ее Ника не могла и все искала в своих рассуждениях ошибку.
Почему не могла? А она тогда сама себе казалась шизофреничкой. От ее рассуждений веяло какой-то теорией заговора! Очень просто обвинить во всем масонов, рептилоидов или вот людей, принимающих замгарин… Но ведь это просто успокоительный препарат! Или нет? Теперь уже явно нет…
Одно только Ника знала наверняка: они с Дашкой оказались втянуты во что-то серьезное, огромное и непонятное. То, с чем они двое никак не смогут справиться без помощи со стороны.
* * *
Макс прекрасно знал, что так нельзя. Вот только доказывать, что так нельзя, запертой двери как-то бесперспективно.
Так что, пока он оставался в больнице, он был беспомощен. Макс был силен, а санитары — еще сильнее, шансов на побег у него не оставалось.
