Александр Казанцев - Тревоги ледяного грота (Купол Надежды - 3)

А тут... на этом диковинном корабле палубы казались жутко неподвижными, как скалы острова или набережные возникшего среди океана порта. Генри Смит уже во всем разобрался и приготовил для редакции описание советского корабля, который свидетельствует о новом направлении в судостроении, что следовало бы учесть при оценке советского распространения на все моря и океаны, где плавает их самый многочисленный в мире флот! А тут еще и такая новинка!

Корабль не качало потому, что корпус его не соприкасался с водой, он находился над волнами, легко прокатывавшимися под его днищем. Плоское, оно совсем не походило на обычное, с килем. Но эта "платформа", несущая на себе корабельные надстройки, не двигалась на воздушной подушке, как всем известные паромы, пересекающие Ла-Манш. Для океанских рейсов это было бы расточительно. Нет! На глубине двух-трех десятков метров, где не ощущается никакое волнение даже в шторм, двигались два дельфинообразных поплавка, если хотите, субмарины. В них размещались и двигательные и атомные установки в безопасном отдалении от палубных надстроек и пассажирских палуб. Под водой поплавки-субмарины соединялись между собой огромной горизонтальной плоскостью, напоминавшей крыло, а с кормы и носа каждой из субмарин поднимались четыре телескопические, мачты, способные менять свою высоту. Над поверхностью воды на этих мачтах, как на сваях, укреплена была та часть корабля, которую обычно и воспринимают как корабль, с палубами, трапами, мостиками, каютами, ресторанами и холлами.

Сооружение это, опираясь на уходящие под воду мачты и мчась над волнами, не ощущало морского волнения, как не ощущают его подводные лодки в глубине. Смит сравнивал подводную часть корабля с затопленным катамараном. Он даже спустился в лифте в одной из полых мачт в машинные помещения и получил бездну впечатлений не на одну тысячу строк. Коридоры субмарин были узкими, люди сновали по ним, одетые в белые халаты, а вверху, над волнами, пассажиры наслаждались морским простором, комфортом и беспримерной скоростью корабля, которая достигалась из-за обтекаемости дельфинообразных понтонов.

Поднявшись в лифте на спокойные палубы, Смит стал планомерно обходить роскошные салоны корабля, чтобы отыскать своих давних знакомых из Особой комиссии ООН. Не мешало им шепнуть кое-что насчет судьбы горе-Города-лаборатории.

Генри Смит начал с бара "Тени минувшего". Собственно, так назывался один из рассказов Ефремова, идея которого послужила толчком для изобретения голографии. Смит же воспринял это как намек на то, что спиртные напитки в Городе-лаборатории для всех плывущих туда на работу как раз и будут тенями минувшего, ибо там введен сухой закон, "попирающий права людей, желающих выпить". "Такая фраза, пожалуй, понравится редактору, - подумал Смит и вздохнул: - В ледяном гроте в такой бар не зайдешь!"

Взгромоздившись на высокий табурет и заказав себе двойную порцию виски с содовой, он попытался заговорить с двумя хихикающими девицами. Они посасывали через соломинки кока-колу и косились на него.

К сожалению, девицы говорили между собой на тарабарском наречии, в котором лишь отдельные слова вызывали знакомые ассоциации с аптекой, клиникой или ботаникой. Смит понял, что бедняги болтают по-латыни! Ведь все направлявшиеся в Город-лабораторию за пару месяцев до отъезда должны были изучить этот мертвый язык модным "методом погружения". Надо же выбрать язык цезарей как международный вместо английского или в крайнем случае французского! Это в средние века монахи и всякие там "научники" в шапочках и мантиях писали трактаты по-латыни и вели между собой никому не понятные споры на том же языке.

Поистине нельзя ученых допускать ни к какому руководству! Но подлинная беда не в этой возрожденной латыни, а в том вреде для мировых рынков, который наносит дальнейшее существование Города-лаборатории.

Однако новая группа "подледных поселенцев" бездумно направляется сейчас туда.

- Не говорит ли господин по-русски? - спросила рыженькая.

Генри Смит обрадовался. Недаром он изучал этот трудный язык. Девушки могли кое-как объясняться на нем.

Одна из них отправилась из Индонезии, другая - из Израиля.

- Ну как, красавицы? - подмигнул Смит, привычно вступая в свою роль. Что дома не сиделось? Или безработица всех ухажеров... как это сказать? проглотила, съела, слизнула?

Девушки фыркнули в свои бокалы.

- Не только это, господин, - сказала рыженькая израильтянка. - В Городе Надежды есть надежда...

- Какая надежда?

- Бомбы не будут взрывать, война не грозит у самого порога дома.

- Если война будет в мире, то и Городу Надежды придется несладко, опять подмигнул Смит.

- Не будет войны во всем мире, - вспыхнула черноволосая бронзовокожая индонезийка. - Несладко не будет! Не будет!..

- Поди, на женихов у вас там надежда? - с ухмылочкой продолжал Смит, сворачивая в прежнее русло разговора.

- Женихи тоже, - засмеялись девушки.

- Мало, что ли, своих парней? - спросил Смит, пересаживаясь на табурет поближе.

- Парней мало таких, - отрезала израильтянка, - которые готовы на все, чтобы жить как в будущем.

- Ого! - заметил Смит, сползая с табурета.

Охота продолжать разговор на тему о будущем, и наверняка коммунистическом, у него отпала.

Он стоя допил свое виски и с испорченным настроением перешел в гостиную, оформленную в древнем эллинском стиле - мрамор, античные статуи, фрески - и носившую название "Таис Афинская".

На памятной доске Смит прочитал, что роман Ефремова с таким названием повествует о блистательной гречанке, которая прошла с Александром Македонским его победный путь, стала египетской царицей и жрицей тайного храма, а потом по доброй воле отправилась в древний город-коммуну Уранополис, где создавались устои будущего человечества.

Генри Смит поморщился. Коммунистическая пропаганда!

"Уж не смахивает ли Город Надежды на современный Уранополис? - ожгла Генри Смита мысль. - Надо взглянуть на дело и с этой стороны".

В эллинской гостиной так нужных Смиту членов Особой комиссии он не нашел. Наступило время обеда. На лайнере имелось два ресторанных зала. Один назывался "Лезвие бритвы", как и произведение фантаста, философски осмыслившего нравственную и физическую красоту человека. Другой "Туманность Андромеды".

Этот роман Генри Смит читал, возмущаясь тем, что русский фантаст представил грядущее не только как всеобщий коммунизм на Земле, но и как "Великое кольцо" внеземных цивилизаций, объединивших высший разум на тех же принципах.

Насмешка судьбы! Генри Смиту пришлось не только плыть на фантастическом лайнере, носящем имя коммунистического фантаста, но и обедать в зале, названном в честь коммунистического будущего.