Далия Трускиновская - Третье желание - Сценарий

Сколько торжества было в этой дерзкой музыкальной фразе!

После чего наступило длительное молчание. Пока Дикий крался на звук, незримый голос то ли отдыхал, а то ли замышлял новую музыкальную проказу. И измыслил-таки!

- Соловей, соловей, пташечка, канареечка жалобно поет! - лихо прозвенел он на высочайших нотах. - Раз поет, два поет, три поет, прыгнет, пер-вер-нется, поет наоборот!

Конструкция старого моста напоминала монастырь раннего средневековья. Его подпирали две стены, прорезанные высокими и узкими арками, а между стен пролегала улица. Пройти под мостом можно было только между глухой стеной и рядом этих нелепых арок. Дикий был по одну сторону улицы, голос - по другую.

Хотя его и на простейшей перестановке ног заносило, Дикий принялся метаться между арками, выглядывая незнакомку по ту сторону улицы. Будь он трезв - перебежал бы. Но проклятые узкие проемы начинались на высоте сантиметров в семьдесят. Дикий бился о них коленями и не понимал, что это такое. В конце концов он выразился, как умел, и это получилось вполне разборчиво.

А темно под тем окаянным мостом было - ну, не то чтобы как у негра в желудке, но - похоже. Хотя полагалось бы гореть фонарям. Та, что пела, тоже при всем желании не могла бы рассмотреть Дикого. Но она вроде мелькнула в проеме, вроде задержалась на миг, во всяком случае, что-то призрачно-белое Дикому померещилось. Он сделал еще два шага - и увидел лицо.

Это было мужское лицо, уже немолодое, сочетание уверенных черт и плавающей улыбки, сочетание любопытства и ехидства. Мужчина сидел в одной из ниш, и даже его волос Дикий не разглядел, а из одежды - одни лишь блестящие пуговицы то ли шинели, то ли мундира.

И еще он увидел ладонь. Эта ладонь заградила ему путь, словно отталкивая, лицо же исчезло. Дикий шарахнулся - но и ладони перед его глазами больше не было, а так - белесое пятнышко, просвет неведомо в чем.

И тут же он услышал быстрый стук каблуков.

И все...

Он попятился, отмахиваясь от наваждения и не решаясь повернуться к нему спиной. Пятясь, вышел из-под моста. Тут неожиданно на шоссе появилось заблудшее такси, и Дикий кинулся к нему, и ввалился в дверцу, и машина увезла его прочь.

Мужчина, который все это время, очевидно, так и сидел в нише, опять сделался виден.

- Ну что же, подождем, - сказал он сам себе. - Две глупости сделано, только бы не случилось третьей...

* * *

Утром на помощь пришел приятель, ударник известной в городе группы "Спазм" Колька. Он принес фуфырь пива и честно сидел у тахты страдающего Дикого, слушая подробности провала.

- Блин, во рту медведь нагадил... - Дикий отпил из кружки, подумал и поморщился. - В общем, кранты. Эта дура стоит посреди сцены и качается, публика воет, самые умные к кассе поскакали, требовать назад билеты. Полный звездец! Джоанна, Джоанна! А я еще удивлялся - чего она так дешево согласилась?

- Из тебя продюсер, как из свинячьего хвоста раввинская шапка, заметил Колька. - Не умеешь - не берись.

- Так я же думал - Джоанна!

- Теперь Эдик тебя на порог не пустит.

- А она - алкашка законченная, старая лошадь!

- И правильно сделает!

- У нее в Питере битковые концерты были!

- Два года назад.

- Ой-й-й... - простонал Дикий. - Звездец полный... Я где-то надрался, сам не знаю где, что пил, что пил! Коля, я такое пил, что потом привидение видел!

- Где, здесь? - Колька оглядел неубранную комнату. - Неудивительно. Тут у тебя скоро змеи заведутся.

- Да нет, не здесь... А знаешь где? - пролцесс вспоминания был мучительным, с треском в висках. - А видел я его в Барсуковке...

- Чего ты забыл в Барсуковке?

- Не знаю. Может, я к Димычу ехал? Нет, ехал я как раз из Барсуковки.

- Это же - знаешь где?

- Ну, знаю! Коль, а ведь я туда, кажется, сам пришел...

- Ножками?

- Ну?

Ударник присвистнул и выбил по столешнице ритм. Его широкая бородатая рожа даже уважение выразила - надо же столько на грудь принять!

- Всего-то два стакана вискаря... - жалобно сообщил Дикий. - Какой-то левый вискарь был - я с него под мостом оперную арию услышал! Прям как вот тебя.

- Под каким мостом? - заинтересовался Колька.

- Под железнодорожным. Это как от Барсуковки в Зареченск ехать.

- Ты не допился, - сказал Колька. - Там, в Барсуковке, какая-то дура завелась, или сумасшедшая, или я не знаю кто. Мне про нее уже рассказывали. Орет по ночам, спать людям не дает. Значит, она поближе к мосту перебралась?

- Слушай, Колян! - Дикий чуть не подскочил. - Ты знаешь, какая у нее глотка?

- Здоровая, - согласился Колька. - У меня там бабка с дедом живут. Дед уже почти глухой, а слышит, когда она выделывается.

- Ты сам-то слышал?

- А зачем? Что мне - нашего шума мало? Под мостом, значит. А что? Там знаешь, какая акустика?

- Знаю...

И Дикий задумался.

Задумался он вовсе не о выдающихся достоинствах голоса. Эти достоинства пока что были выше его понимания. А просто пытался в голове совместить презрительные слова Лешки с собственными ощущениями под мостом, минус поправку на виски.

И вдруг улыбнулся.

- Оклемался? - спросил Колька.

- Ага. Где мои штаны? - Дикий зашарил руками по полу.

- Ты в них спал.

- Блин-н-н-н...

И Дикий засмеялся. Он так хохотал, что Колька озадаченно покрутил пальцем у виска.

* * *

Часы показали полночь.

Дикий прищелкнул пальцами. Он был полон решимости.

Проверив, как работает подвешенный к поясу фонарь, он зашагал по пустой дороге. Сейчас он был достаточно трезв, чтобы действовать по обстановке. И технически подготовлен.

Под мостом, естественно, был полный мрак. Дикий присел на бетонный барьер, отгородивший проезжую часть от тротуара, и задумался.

Она появилась неожиданно - то есть, без стука каблуков. А просто по ту сторону улицы зазвенело. Дикий подскочил - человек таких звуков издавать не должен! .. И не может! .. Но голос, как Дик правильно догадался, экспериментировал с мостом. Звенел всего-навсего колокольчик, из тех сувенирных псевдовалдайских, что всякий гость Питера по дешевке может набрать в ларьках у Петропавловской крепости.

Мужчина - тот самый, с пуговицами, - которого Дикий почему-то не видел, беззвучно рассмеялся. Он опять сидел в нише, и в его руке тоже возник колокольчик, прозвенел в ответ и растаял.

Дикий бесшумно сполз с барьера и присел на корточки. Незримый голос пробовал подражать колокольчику, откровенно при этом валяя дурака. А потом-таки запел!

Это было что-то, неизвестное Дикому, предположительно - на итальянском языке, такое, что бетонные опоры моста - и те прониклись возвышенным волнением, благородной страстью - всем, что било через край и в мелодии, и в том, как ее ласкал голос...

- Ну, заяц, погоди... - прошептал Дикий.