Юлия Остапенко - Белые люди из Кайро

– А какие ещё чудеса бывают, отец? Цветные?

– Нет, сын, ещё бывают чёрные.

Сказка была запутанная и, в общем, скучная, но суть Антон уяснил чётко: то, что произросло в благодатных водах реки, способно летать. Какой-то здешний божок, родившийся в результате сложной кровосмесительной связи, вынырнул из волн и воспарил в небеса. Что-то в таком вот духе. Миронов, геолог, находившийся с ними во время построения дамбы, рассказывал, что в этом районе когда-то находилось несколько довольно мощных гейзеров. Должно быть, истоки легенды коренились в этом факте. Впрочем, Антону было всё равно. Он бы начал строить корабль и без гейзеров, тем более что от них теперь и так никакого проку. Просто есть благодатная река и его корабль, который он вот-вот спустит на её воды. Его корабль.

Его летучий корабль.

Ерунда какая-то, как тонко подметил Сергей.

Антон знал, что ерунда, знал, что чушь, знал, что безумен. Но безумие, отнявшее у него нормальные, человеческие стремления и мечты, не отняло способности быть неплохим инженером, и это оставалось главным. Он всегда хотел и любил летать. С детства обожал перелёты. Никогда не боялся ни высоты, ни смерти, которую она в себе несёт. На полном серьёзе мечтал стать лётчиком-испытателем. А потом его семья погибла в авиакатастрофе. Родители, брат, младшая сестра, тётка с сыном. Все. Самолёт взорвался при взлёте. Едва успел убрать шасси – и развалился на куски, выплёвывая в небо широкие завитые ленты пламени. Причина идиотская: пилот не справился с управлением. Человеческий фактор, как это обозначают в статистике. Антону было шестнадцать. Он сказал себе: я построю то, что сможет летать, но никогда, никогда не взорвётся при взлёте. Смешно, но первой его мыслью был летучий корабль.

Корабли ведь при взлёте никогда не взрываются.

– Ну ты дал, – только и сказал Сергей, когда Антон неохотно поведал ему, зачем остался в Кении. Они были знакомы ещё с института, но не особо дружили. Нельзя сказать, что эта ситуация их сильно сблизила. Впрочем, Сергей ведь всё-таки остался. И даже не очень подкалывал. Так, слегка только.

– Ну, строй, – проговорил он, странно улыбаясь, и Антон почувствовал глупое облегчение. Словно ему разрешили быть сумасшедшим. Это было так сладко.

– Он думает, что не взорвётся. Потому что корабли не взрываются. Но верит, что сможет полететь. Хотя корабли не летают. Белые люди думают только про белое.

– Что значит «взорвётся», отец?

– Ты видел когда-нибудь закат?

– Конечно.

– Ты никогда не видел заката. Двадцать лет назад с неба падали маленький тёмные солнца, и ночью становилось светло, как днём, и так же жарко.

– Это значит «взорвётся»?

– Это значит «полетит».

– Чёрт, ну а теперь-то что? – спросил Сергей и нервно взъерошил пятернёй волосы. Сейчас он казался слегка встревоженным. Их кожа приобрела устойчивый бронзовый оттенок, пиво закончилось, а худосочное судёнышко покачивалось на мутных зелёных волнах благодатной кенийской реки, в нескольких сотнях метров от дамбы. Маленькое, жалкое, теперь уже в самом деле будто игрушечное. Сергей ёжился и часто чертыхался. За прошедшее время один раз он собрался-таки домой, но так и не улетел. Антон не стал спрашивать, почему.

– Нэ так? – нервно повторил Сергей и нетерпеливо развернулся к нему.

Зима в Африке похожа на фруктовое желе: застывшее, дрожащее и приторно-сладкое. И на обезьяньи мозги, сварившиеся прямо в черепной коробке от жары. Вот уж его мозги точно сварились, причём, видимо, давно. Антон с удивлённым любопытством разглядывал разбросанные по долине лачуги, аборигенов, копошащихся далеко внизу с тем же невозмутимым усердием, с которым они выполняли абсурдные приказания белого господина – вероятно, просто по привычке. Им было сказано построить – они построили. Пустышку, состоящую из одного каркаса и обшивки, с исключительно декоративными мачтами, даже без ручного управления. Антон не собирался никуда плыть. Он собирался лететь.

А им, этим усердным муравьишкам, было всё равно, что он собирается делать. И им, и их шаманам, после первой же неудачи в переговорах с наглыми европейцами сдавшихся на милость победителя. «Они мои, – вдруг с удовлетворением подумал Антон. – Мои рабы. Моё племя. Личное». Забавно, к возведению дамбы они подключились очень неохотно. Но как только поняли, что он затевает, сразу пришли на помощь, даже просить не понадобилось. Наверное, это оттого, что они почувствовали его безумие. Его мистицизм, как издевался Сергей. «Безумный белый человек затеял безумное белое дело, – подумал Антон и вздрогнул. – Белое дело?.. Это ещё что такое? – Он рассеянно почесал шею, разглядывая поблескивающий на солнце игрушечный кораблик, словно мираж. – Белое дело. Ну, что не чёрное, это точно. Вреда от него никому и никакого. Разве что Сергею, проторчавшему тут три лишних месяца».

– Можно задать тебе один вопрос? – спросил Антон.

– Валяй.

– Зачем ты всё-таки остался?

Сергей помолчал. Потом ответил, неохотно и натянуто, явно пресекая дальнейшие расспросы:

– Нельзя мне назад… сейчас.

– А, – коротко сказал Антон, глядя на корабль. – Ну, пошли?

– А другой белый человек? Он тоже из Кайро?

– Да, они оба оттуда. Если бы ты был постарше, ты бы это сразу заметил.

– А те, кто закрыл реку и уехал? Из Кайро?

– Не все.

– Почему другой белый человек остался? Ему нельзя назад в Кайро?

– Он хотел бы, чтобы ему было нельзя. Хотел бы, чтобы Кайро отказалось принять его обратно. Он не может уйти добровольно, сам, как первый белый человек. Он для этого слишком бел.

– А первый?

– А первый решил, что довольно сбежать из Кайро, чтобы перестать быть белым. Он ведь не знает, что его мечты тоже белы.

– Так что, белый человек из Кайро не полетит?

– Отчего же. Он полетит.

Солнце, жадно лижущее стальные панели обшивки, слепило глаза. Антон с Сергеем стояли в десятке шагов, у гостеприимно спущенного трапа. Здесь, вблизи, кораблик напоминал декорацию для третьесортного приключенческого сериала – из тех, в начале каждой серии которого показывают лица актёров в эффектном ракурсе. Тщательно, почти любовно выструганный трап только усиливал это ощущение. «Как всё это глупо», – устало подумал Антон. Он обернулся. Сергей флегматично жевал табак, воздерживаясь от комментариев. Деревенька вдалеке жила своей жизнью, кажется, нисколько не обращая внимания на двух белых чудаковатых господ, которые зачем-то сделали себе большую игрушку. Зачем-то. Зачем только…

Внезапно его охватило ощущение, будто за ним наблюдают. Одна – нет, две пары цепких внимательных глаз. Антон развернулся к Сергею, но тот по-прежнему рассеянно рассматривал корабль. Что-то в его позе и выражении лица напомнило Антону скучающего туриста. Он много таких повидал на своём веку, а не раз и сам был в их числе. Туристы – счастливый народ. Они ни во что не верят. Но при этом, как дети, падки до скользких, мутных африканских сказок.