Джеффри Лэндис - Бесконечные соблазны Энигмы

Загадочное космическое тело было обнаружено благодаря своему гравитационному полю. Зонды, запущенные в межзвездное пространство, слегка отклонялись от курса, где-то на расстоянии световой недели от Плутона. Погрешность была слабой и быстро корректировалась, однако земные компьютеры, следившие за траекторией, заметили неладное и определили причину: большое небесное тело, самое вероятное, планета. Однако ее влияния на орбиту Плутона обнаружить не удалось. После вычисления местоположения объекта к нему был отправлен исследовательский корабль «Одиссей» с экипажем из трех человек.

За день до сближения «Одиссея» с объектом связь с кораблем оборвалась. Спустя две недели он вновь вышел на связь, передавая телеметрическую информацию, но сам экипаж молчал. Вскоре корабль вернулся в Солнечную систему, а перехват состоялся уже за орбитой Юпитера. Память бортовых компьютеров была стерта. Из трех исследователей назад возвратился только один — абсолютно невменяемый.

И тогда наступил наш черед.

«Орфей» был высокоскоростным исследовательским кораблем в семь раз крупнее «Одиссея», в два раза быстроходнее, с тремя термоядерными двигателями, обеспечивающими пятикратное ускорение столько времени, сколько выдержит экипаж. Мы были вооружены до зубов, оснащены всеми мыслимыми приборами от микроволновых зондов до гамма-телескопов; в команду входили ученые, техники, пилоты, психологи, даже специалист по выживанию. Мы были готовы ко всему.

Во всяком случае, мы надеялись, что готовы ко всему.

«Орфей» тормозил. На борту возникло полуторное тяготение. При повышенной силе тяжести я чувствую себя неуклюжим, глупым, измотанным, как хронический алкоголик после третьего стакана, когда пьяное счастье его уже покинуло и наваливается только слабость и тошнота. Необходимо обдумывать и контролировать каждое свое движение, в точности так, как это делает пьяный, не совсем утерявший стыд.

Секс при такой силе тяжести — наихудшая реклама космических полетов, но все же он возможен. Конечно, можно и рискнуть, если бы удалось убедить Лию…

Мы были свободны от вахты и лежали, отдыхая, на нашей общей койке. Даже бесформенный комбинезон не делал изгиб ее плеч и бедер менее соблазнительным. Я присел и стал с величайшей осторожностью массировать ей плечи.

– Ну, и что же это такое? — спросила она. ;

– То есть? Это просто массаж…

– Нет! — Она засмеялась. — Ты тоже думаешь, что перед нами искусственный объект?

– А ты?

– Я считаю, что это естественное образование. — Она лениво покачала головой и перевернулась на живот. Ее глаза были полуприкрыты и затуманены. — Только очень странное образование. — Обращалась она, главным образом, к подушке. — Нет отражения радарного сигнала. Ни миллиметрового диапазона, ни микроволны — вообще ничего. А ведь мы подлетели достаточно близко, чтобы получить хоть какой-то сигнал… Что ты на это скажешь? Мы все время фотографируем планету, чтобы синтезировать объемное изображение, но ничего не получается. Такое впечатление, что у нас нет даже двух снимков одного и того же объекта; можно подумать, что он меняет форму всякий раз, когда мы спускаем затвор.

Я с предосторожностями вытянулся с ней рядом, нашел молнию на ее комбинезоне и расстегнул одной рукой, другой по-прежнему поглаживая ей спину.

– Расскажи еще, — нежно попросил я, спуская ее комбинезон с одного плеча. Та загадка, которая сейчас интересовала меня, находилась рядом, что не делало ее менее таинственной.

– По-моему, мы ее вообще не видим, — сказала она. — Картина, которую мы видим, на самом деле не существует. Она от нас прячется, Тинкерман.

Я поцеловал ее в плечо.

– Раньше мы ничего подобного не наблюдали. Загадка загадкой, а я ее все равно разгадаю. Сдерну все покровы и украду секреты.

Лия Хамакава привлекала меня и вскружила голову с первого же дня, когда я ее увидел. Насчет ее отношения ко мне не могу сказать ничего определенного. Мне часто казалось, что она меня просто терпит, бесцеремонно высмеивая, как осла, пустившего слезу у нее на крылечке. Интеллектуально я ей, конечно, не ровня: у меня нет даже половины ее ума. Я бы мог служить при ней пилотом или выполнять мелкие поручения; хотя при желании она могла сама освоить любое дело.

Я так давно преследовал Лию, донимая ее своей любовью, что уже не помнил, как это началось и почему; быть может, я следовал даже не за ней, а за собственной мечтой? Меня мучил страх, что рано или поздно она ускользнет, польстившись на какую-нибудь тайну, требующую объяснения, или научную аномалию, и даже не заметит, что меня больше нет рядом; максимум, чего от нее можно было ожидать, это легкого сожаления, если я вдруг исчезну.

Но этот момент еще не настал. В нашей общей каюте, обдумывая с пьяной дотошностью каждое свое движение, я овладевал ею, забыв и будущее, и прошлое, и вообще все на свете, кроме нежности; в конце концов и она, по-моему, немного забылась и какое-то время существовала только вместе со мной, здесь и сейчас.

«Орфей», удалившийся от родной планеты на расстояние полутриллиона километров, представлял собой двенадцать одинаковых сфер, расположенных по кругу. Их соединяли бериллиево-титановые перемычки. В центре круга — длинный узкий цилиндр. К цилиндру были подвешены три небольших транспортных корабля — открытые платформы из бериллиевого сплава с атомно-водородными двигателями. Здесь же находился и спускаемый аппарат «Эвридика». Наш корабль буксировал за собой пустые цистерны из-под водорода, похожие на медуз, угодивших в рыболовную сеть. Вся конструкция заканчивалась тремя дюзами. Прозрачное пламя, вырывавшееся из них, толкало корабль в пустоту, как невидимая, но очень сильная рука.

Мы подбирались к ЗАГАДКЕ все ближе, и она становилась все причудливее. Она больше не выглядела на снимках объектом с поперечником в четверть световой секунды: теперь она была вообще ни на что не похожа.

«Орфей» не должен был подходить к объекту ближе, чем на полмиллиона километров. Это вдесятеро превосходило расстояние, на которое к нему подлетел злополучный «Одиссей». После полета, длящегося целый год, наш капитан не хотел спешить и желал получить представление о «звере», прежде чем столкнется с ним нос к носу.

Я нашел Толли и Лию в третьем научном отсеке. Здесь было тесно от аппаратуры. Лия снимала показания с каких-то приборов. Она взирала на них любовным взглядом; мне никогда не удавалось добиться от нее подобного внимания. Толли почти не уступала ей во въедливости: загипнотизировав взглядом один прибор, она внезапно бралась за другой; она смотрела на дисплеи, как на смертельных врагов или неведомую опасность, которую надлежит оценить и победить.