Елена Дубова - Психоанализ для вороны

Я посторонился от выхода на балкон, как бы говоря, что, мол, пора и честь знать, мадам. Но ворона не собиралась улетать. Она презрительно посмотрела на меня одним глазом, обвела кабинет — вторым, затем степенно направилась к самому удобному креслу — психотерапевтическому, и взобралась на него.

Я постоял некоторое время молча. Не выгонять же её. Я представил, как гоняюсь за ней по кабинету, бросаю в неё вещами, а она орёт, вещи всё бьют. Кошмар какой-то.

Стоп. Я давно открыл закономерность: чем более необычно событие, тем менее оно случайно. Просто я чего-то недопонимаю. Сел в кресло напротив, как обычно сажусь во время сеанса психотерапии, и стал представлять, что нахожусь в лесу летом: я слит с природой: мир остановился: в ушах шелест травы: голова становится ясной, тело как бы расплывается и не ощущается: лес — это я, мир — это я: вот летит разноцветная пичужка, нет — это ворона, подлетает ближе, открывает клюв и каркает, каркает, каркает: в ушах ничего, кроме её крика, перед глазами — ничего, кроме её клюва, черных хлопающих крыльев: дерево срублено, распилено, в могучих ветвях, лежащих на земле, — большое гнездо из веток, оно как бы сделано на века — внизу дно его утоптано, заботливо выложено тряпочками, ватой, соломой: жалкие трупики воронят: ворона кричит, налетает на человека в отчаянии, панике, ужасе, страхе, безумии: человек отмахивается картузом, вытирает бороду, маленькие знакомые глаза смотрят печально и с огорчением: очень знакомые глаза: человек, опустив голову, бредёт к новому свежепобеленому дому и прибивает дощечку: "ДОМЪ ГОЛОВАТОГО. 1793". А в ушах стрекот, грохот, карканье и ужас…

Наваждение какое-то.

Головатый — это моя фамилия. Василий Фёдорович Головатый — это я.

А вот табличка — знакомая и глаза мужика с картузом — тоже. Неожиданно ворона снялась и бесшумно вылетела через балкон.

2

Я почему-то был уверен, что ворона прилетит ещё. Была во всем этом какая-то незавершённость и тревога. О своём видении не хотел думать. Это профессиональная привычка: не думать о запутанном деле, через некоторое время решение вызревает само. Уходя домой, выпросил у тёти Поли картонный ящик и поставил на балкон, если ей (вороне) негде жить — пусть располагается, если каша по душе.

Весь вечер я неприкаянно слонялся по квартире. На вопросы жены отвечал невпопад. Неожиданно набрал телефон тёти со стороны отца единственной родственницы рода Головатых.

— Алло, тётя Муся, это я, как твоё здоровье?

……..

— Да, ничего, я хотел вот спросить. В 1793 году был ли у нас родственник по фамилии Головатый, который построил новый дом?

……..

— Да? А как его звали?

……..

— Так он мне тёзка: вернее, я его тёзка.

……..

— Да, да, что-то припоминаю, это ехать трамваем "Тройкой" до конечной.

……..

— Всё-всё, спасибо.

……..

— Да, так, просто заинтересовался роднёй, сейчас это модно.

Я положил трубку и долго сидел, глядя в одну точку.

Потом встал, оделся и пошёл к выходу. "Ты куда это, на ночь глядя?", — подозрительно спросила жена. — "Да, так, пройдусь, голова что-то плохо соображает".

Трамвай трясся, трясся и остановился. Конечная. Я вышел и побрел куда-то. Странно, ноги несли сами, я был в этих местах в детстве, тогда кто-то умер из родни и меня привозили родители, и вот память оказывается всё хранит аккуратно, готовенькое по первому требованию в чистом виде. Внезапно я остановился и увидел дом, старый обветшалый со стертой табличкой, на которой, если очень захотеть и присмотреться, можно угадать надпись"..1793". Я осмотрелся и нашёл его. Старый пень стоял в нескольких шагах от ворот. Понятно, почему мой древний родственник срубил дерево, — оно мешало входу в новый дом.

… И не пожалел вороньего гнезда, или не заметил, да было поздно, а ворона: на меня нахлынул поток ужаса, паники, отчаяния птицы, который я испытал сегодня в кабинете. Хорошенькое дельце! Так это, что же, она охотилась за мною в детстве, не получилось, так прилетела сегодня счёты сводить? Ужасная догадка заставила меня броситься к ближайшему телефону-автомату.

— Тётя Муся, извини за поздний звонок, что разбудил: А этот Василий Головатый: он когда умер?

…….

— Что?! Как только дом построил, не успел вселиться, вдову оставил?

…….

— А отчего он умер?

…….

— Да, да, я слушаю. Что-то связано с вороной: да, конечно, нелепость, да-да, семейная легенда:

3

Я стоял в плаще перед дверью в кабинет и готовился войти. Я ожидал чего угодно, ну, например, что она меня поджидает в укромном месте и, как только я войду, вцепится своими когтями в глаза.

Я медленно открыл дверь, протянул обе руки (в одной из которых был дипломат, защищающий глаза) и вошёл в кабинет…. Никого. Медленно вышел на балкон, кивнув голубям (взрослая пара сидела, а пубертатных отроков не было, наверное, научились летать и где-то "на гульках"). Картонный ящик был закрыт. Я присел и тихо поскрёб по ящику пальцами, откашлялся:

— Гм, мадам, — окликнул я, — лучше выяснить отношения лицом к лицу, чем ждать из-за угла.

Нет ответа. Но моя интуиция подсказывала: там кто-то был. Я медленно приоткрыл картонную заслонку: и отпрянул. Там лежали аккуратно положенные рядом два трупика голубей-пубертатников.

С опущенными руками я побрёл в кабинет и сел, не раздеваясь в кресло.

Она влетела так бесшумно, что, если бы не тень огромных крыльев, заслонивших на миг свет от окна, я бы и не заметил.

Она спланировала на вчерашнее психотерапевтическое кресло, села, нахохлившись, печально закрыв один глаз, и поджав ногу. Она была невероятно одинока, космически одинока, когда я представил вдруг, что ей почти триста лет и она всё это время одна. Конечно, произошёл сбой инстинкта, она не имела больше потомства, не способна была привлечь партнёра, потому, что образовался блок, или, как мы говорим о людях — невротический узел. Сильные эмоции — страх, ужас, паника, растерянность, вся гамма вороньих переживаний достигла максимума, вызвав остановку в развёртывании инстинктивного поведения. На стадии воспитания птенцов программу и заклинило. Что там её полагалось по программе дальше? Научить птенцов летать, отпустить и расслабиться, через год соединиться с партнёром, подготовить старое гнездо, вывести птенцов, выкормить, научить летать: и цепь повторяется. Но это у других — аккуратно, бесперебойно повторяется. А у этой страдалицы произошла остановка. Как ей выжить, если отказал инстинкт? Остаётся незапрограммированное природой поведение, новое, условно-рефлекторное. Интеллект. Недаром интеллект врановых птиц гораздо выше даже некоторых млекопитающих. Ну, а внутри вида есть, наверное, более интеллектуальные. Моя ворона помнит не какие-то жалкие 70 лет, как мы, люди, она помнит все 300, и при желании можно подключиться к её памяти, как я и сделал (я вспомнил виноватые глаза далёкого Василия Головатого).