Павел Липатов - Часы с браслетом

Впереди что-то забелело. Герман продрался сквозь заросли и увидел зацепившийся за деревья парашют. На стропах, метрах в двух с половиной от земли, висел мертвый летчик, одетый в кожаный меховой костюм и сапоги на «молнии». Шлем с головы сорвало, светлые волосы слиплись от крови. На левом бедре висел планшет.

Герман подошел, подпрыгнул, ухватил летчика за ноги, повис. Ветви затрещали, подались. Теперь Герман мог дотянуться до замка подвесной системы. Но замок то ли заело, то ли Герман не так за него взялся – высвобождать летчика из лямок пришлось ножом.

Парашютист мягко свалился наземь.

Из-под комбинезона виднелось серебряное шитье на воротнике серой куртки. Под узлом галстука на красно-бело-черной ленте топорщился разлапистый черный крест с белой окантовкой.

«Немец… Да, это настоящая война, а не маневры, не кино и не галлюцинация. Так где же я нахожусь? В этих немецких надписях черт ногу сломит! Вот Москва, „Москау“. Смоленск… Можайск… Нет, не умею я читать полетные карты, к тому же трофейные. Хотя… кажется, линия фронта проходит где-то здесь. Скорее всего я на своей территории. Только мне могут и не поверить. Примут за шпиона – и к стенке. Документов никаких, все в капсуле пропало. А даже если бы и не пропало – не для сорок первого года мои документы. И костюм не по моде. И не по сезону тоже».

Герман посмотрел на меховую одежду немца. «Противно, конечно, и на мародерство похоже… а, ладно, не пропадать же от холода!» Рассудив так, он стащил с летчика комбинезон с крылышками на рукавах и облачился в него. Сразу стало теплее.

Потом он достал из блестящей коричневой кобуры немца длинноствольный пистолет с отогнутой назад рубчатой рукояткой. Нажал кнопку, вытянул узкую обойму, оттянул за пуговки суставчатый затвор, – из патронника вылетел желтый патрон и, крутнувшись в воздухе, шлепнулся в заснеженную траву. Некоторое время Герман щелкал разряженным пистолетом, осваивая оружие, виденное им прежде лишь в кино и в музеях. Потренировавшись, Герман подобрал патрон, вложил в обойму и вщелкнул ее в рукоять. Чуть подумал и, дернув затвором, вогнал патрон в ствол. Вложил пистолет в кобуру и перепоясался поверх комбинезона.

Теперь надо было обыскать карманы немецкого летчика. Герман с трудом преодолел брезгливость.

В голубоватой книжечке с орлом и готическими надписями на обложке замысловатым почерком были занесены сведения о владельце: Фердинанд Нитц, оберст-лейтенант, родился в Берлине в 1911 году. «Молодой, – подумал Герман, – а до каких чинов и орденов дослужился, фашист!»

Герман сложил документы и награды летчика в планшет, повесил его через плечо и продолжил свой путь на восток.

Немец, засыпаемый снегом, остался лежать на палых листьях.

Герман шел по лесу уже больше часа, – к счастью, ему удалось выйти на просеку. Потом просека кончилась, и перед инженером открылась обширная поляна, на которой стояла бревенчатая тригонометрическая вышка, а поодаль небольшой домик.

Герман двинулся к домику, но внезапно кто-то прыгнул на него сзади, обхватил накрепко, силясь повалить. Сработал рефлекс десантника – нападавший перелетел через голову Германа и покатился по земле. Герман даже не рассмотрел его. От крепкого удара по затылку в его мозгу вспыхнули черные молнии…

Глаза его были завязаны, во рту плотно сидела какая-то тряпка. Запястья и щиколотки туго стягивали веревки.

Потом он услышал разговор, русскую и украинскую речь.

– Чем ты его стукнул? Прикладом?

– Ни, товарищ лейтенант. Я його так, кулаком трошки. Вин сопротывлявся, фрицюга.

– Кулаком… Знаю я твой кулак.

– Я аккуратненько. Та вин, бачьте, вже очухався.

– Ну-ка, вынь у него кляп.

Изо рта Германа выдернули тряпку – челюсти сразу заломило. Повязку с глаз тоже сняли, но рук и ног не развязали. Он поморгал глазами, огляделся.

Посередине низкой комнаты с бревенчатыми стенами и дощатым потолком стоял стол, на котором тускло светился керосиновый фонарь. За столом сидел сумрачный военный с красными квадратиками на воротнике. Рядом стоял огромный парень в ушастой стальной каске, с громоздким ручным пулеметом поперек груди.

Военный за столом заглянул в тетрадочку и, с трудом произнося слова на чужом языке, спросил:

– Во ист ире намэ унд форнамэ?

– Герман Майстер. И можете говорить по-русски.

– Вы знаете русский? – поднял брови военный за столом.

– Конечно, – усмехнулся Герман, – я русский. А фамилия не немецкая, а прибалтийского происхождения. Дед мой родом из-под Риги…

– Дед из-под Риги, а внучек из Берлина? Ну, раз вы так хорошо говорите по-русски, отвечайте: зачем шли на восток? И почему в документах у вас написано, – лейтенант заглянул в книжечку с орлом на обложке, – Фердинанд…

– Лейтенант, – перебил его Герман, – произошло недоразумение. Документы, оружие и прочее я снял с убитого летчика. Километрах в пяти-шести западнее того места, где меня схватили.

– Во брешет, гад, – не выдержал пулеметчик.

– Погоди, Бондаренко, – поморщился лейтенант и продолжал, обращаясь к Герману: – Хорошо, документы, допустим, не ваши, одежда на вас чужая – кто же вы?

– Шпигун нимецький, – буркнул Бондаренко, – бильш нихто!

– Мне трудно объяснить мое появление здесь, – твердо сказал Герман, – но поверьте, что я никакой не шпион, а советский гражданин, выполнял… одно секретное задание большой важности. И не в разведшколе я учился, а кончил МИФИ.

– Что еще за фи-фи? – не понял лейтенант.

– Не фи-фи, а МИФИ, Московский инженерно-физический институт… – И тут Герман осекся. Он чуть было не назвал по привычке свой факультет, забыв, что для этих людей слова, с которыми он знаком с детства, покажутся чуть ли не тарабарщиной.

– Что же замолчали? – усмехнулся лейтенант. – Не знаете, какие дальше небылицы плести?

– Нет, лейтенант, – спокойно ответил Герман. Он уже знал, как себя надо вести в создавшихся условиях. – Дело в том, что мне не только здесь у вас, но и в штабе вашей части много говорить нельзя. Мне нужно срочно добраться до Москвы. Кстати, какое сегодня число?

– Шестнадцатое октября, – недоуменно ответил лейтенант.

– Тысяча девятьсот сорок первого года? – уточнил Герман и по реакции своих визави понял, что не ошибся. – Слушайте, лейтенант, развяжите меня, в конце концов! Не бойтесь, я не убегу, да и с кулаками товарища Бондаренко успел познакомиться.

– Развяжи его, Бондаренко, живой все равно не удерет.

Бондаренко нехотя разрезал финкой веревку сначала на ногах Германа, потом на руках, отошел и демонстративно клацнул затвором пулемета.

– Красноармеец Бондаренко, – сказал лейтенант, – вызовите мне политрука Михайлова. Ну, что стоите? Выполняйте приказание!