Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

— Ты побыстрей возвращайся, Максимка, а то очень хлебушка хочется.

А на улице ему повстречался Витёк. Он подбежал к Максиму и, захлёбываясь слюной, торопливо залопотал:

— Я тебя, наверное, скоро час жду. Пошли скорее в «клуб». Там жратвы навалом: бутерброды, лимонад и прочее. Ребята уже уминают. Пошли скорее!

Но из ребят там были только Лёха и Колян. Они сидели в центральном «зале» за колченогим столом и лениво перекидывались в картишки. Кроме них, немного поодаль, в полутьме на скамейке сидел какой-то незнакомый мужик в годах, с седым ёжиком волос, одетый в потёртые джинсы и мятую грязную рубашку. Когда Максим вошел, Лёха кивнул:

— Знакомьтесь: Ерофеич, наш работодатель, можно сказать, эксплотатор. Ха-ха! Мы с Коляном сегодня попахали на него. Вот наш гонорар. — И он показал на грязную, заляпанную жиром газетку, на которой лежало несколько вкривь и вкось нарезанных бутербродов с неаппетитной сизой варёной колбасой. Обхватив Максима за плечи, Лёха подвел его к Ерофеичу: — А это наш хороший друг Максимка, очень умный и порядочный, никогда не подведет. Верно ведь?

Максиму пришлось подержаться за скользкую и холодную пятерню Ерофеича. Тем не менее, мужик крепко сжал пальцы Максима, как бы не желая их отпускать. И когда Максим с плохо скрываемым отвращением выдернул свою ладошку, тот тихонько прошипел сквозь сжатые зубы:

— Ну что ж-ж-ж, ладно… — И подтолкнул к столу. — Ешьте, подкрепляйтесь. Чем богаты, тем и рады. А потом можно и поговорить…

— А о чем говорить-то?

— Что же, у нас, у мужиков, и темы для разговора не найдётся? А? Ну вот!

На столе, кроме бутербродов, стояла початая бутылка «Пепси» и два грязных стакана. Лёха плеснул в один немного лимонада и вместе с куском хлеба, положив на него маленький кусочек колбасы, протянул Витьку:

— Жуй! А потом мотай отсюда. Что «ну»? Что? Не по-о-онял… Мотай! Нужен будешь — призовём под свои знамена.

Лёха кивнул Максиму:

— Ешь, пей. А может, ты «Фанты» хочешь? — И подмигнул Ерофеичу, а тот достал из пакета пластиковую бутылку, тоже не полную. Максим взял ее и выпил из горлышка почти всю, оставив на дне два-три глоточка. У лимонада был какой-то странный привкус. Ерофеич довольно покивал:

— Молоток! Может, чего покрепче желаешь? — И достал из того же пакета чекушку водки.

— Не-а! — ответил, жуя, Максим.

— Во наворачивает! — завопил Лёха. — Да что же, тебя бабка совсем не кормит? Одни кости у ребенка остались. — И больно ткнул своим железным пальцем под ребра Максиму. — Что ой-то? Или больно? Ты же мужик, а не кто-нибудь та-самая! Верно?.. Кстати, а как бабка себя чувствует? Как всегда, говоришь? Всё время лежит, говоришь? Лады!.. Ну, ешь! А мы пока по граммульке своего лекарства примем.

Он ловко плеснул в два стакана из чекушки, а затем влил себе в горло оставшееся.

Очень скоро Максиму, хоть он и не пил спиртного, стало весело, радостно. Голова закружилась, зашумела. Ерофеич внимательно следил за ним. Потом, переглянувшись с Лёхой и Коляном, сказал:

— А теперь, как в порядочной компании, за карты. Мы с Максимкой на пару играем, очень уж мне он по душе пришёлся. Садись напротив, будем вдвоем сейчас этих сопляков учить.

— Да я плохо играю, только в дурачка немножко.

— Ну и ладно, в «очко» ещё проще.

— А это на деньги? У меня только вот. — И Максим показал бумажку.

— Так мы же с тобой на пару играем. Вот, возьми! — Он достал из кармана пачку денег и, не считая, половину сунул Максиму.

— Да мне нечем отдать, если проиграю.

— Какие могут быть счёты между партнерами? Разбогатеешь — отдашь. Я же тебе верю.

Вот это мужик! Максиму стало смешно: сейчас они будут учить этих сопляков, Лёху и Коляна, сейчас он отомстит им за всё. Колян начал сдавать, а Ерофеич объяснил правила игры. Так это же действительно очень просто!

В начале игры горка мятых купюр перед Максимом даже увеличилась. Хорошо учили они этих сопляков! Особенно не везло Коляну, и он взял в долг у Ерофеича. Тот дал целую пачку, правда, заставив подписать какую-то бумажку. А удивлённому Максиму объяснил, что игра идет только «на интерес», то есть после неё каждый возьмет со стола те деньги, которые у него были до игры, а подпись нужна лишь для проформы. Максим был не очень доволен, потому что после игры у него останется все та же «трёшка», и проучить сопляков он сможет тоже только формально.

Потом Ерофеич дал Максиму выпить чего-то ещё. И дальше он уже ничего не помнил. Вроде бы начал проигрывать, затем взял у Ерофеича в долг, что-то подписывал, может быть, и не раз. Сквозь дрёму показалось ему, что Колян осторожно вытягивает из его кармана ключи от квартиры.

Очнулся Максим только к вечеру, лёжа на диване. Начали собираться ребята, а Ерофеича и след простыл. Максим хотел идти домой, но Лёха заставил его развлекать общество, рассказывать разные истории, хотя голова у него страшно болела, и выдумывалось очень плохо.

О бабушке он вспомнил только сейчас, и его пробил холодный пот. Он увидел, как посерьёзнело лицо Ксении, она нетерпеливо потянула Максима за руку.

— Ну-ка бегом, быстро!

Когда, запыхавшись, они взбежали на пятый этаж, Максим опустил руку в задний карман джинсов, где обычно носил ключи от квартиры, там их не оказалось. Лихорадочно хлопая руками по карманам, он застонал. Но ключи всё же нашлись — в верхнем кармане рубашки, аккуратно застегнутом на пуговицу.

Максим открыл дверь. В квартире было темно, хотя бабушка всегда включала ночничок в изголовье, как только смеркалось. И было тихо, хотя бабушка всегда спрашивала: «Кто там?», прекрасно зная, что, кроме Максима, никто к ним не заходит.

Ксения вошла в спальню и включила свет. Максим проскользнул следом и увидел, что бабушка мертва.

2

Бабушку похоронили. А вот с оформлением квартиры всё возникали какие-то осложнения. И завещание, и все остальные документы были в порядке. Но кто-то или что-то мешало. То не могли поставить самую важную печать, а та печать, которую поставили, была недействительной, и все документы приходилось собирать заново. То самую важную бумагу подписывал не самый важный человек, не имеющий права подписывать такие бумаги. А в квартире тем временем отрезали телефон, потом телевизионную антенну. Потом куда-то пропал и сам телефонный аппарат, а затем и допотопный чёрно-белый телевизор. Пропала бабушкина шубейка, побитая молью, и кой-какая немудрящая посуда из буфета на кухне, которую бабушка гордо называла «под хрусталь» и собирала всю жизнь. Максим не знал, что ещё пропало, ведь у них ничего толкового и не было, но бабушка никогда не считала себя нищей, ведь у неё была квартира, заработанная почти за сорок лет труда на ткацкой фабрике, были каждый день хлеб и чай.