Зенна Хендерсон - Последний шаг

— Вот эта, — сказал один из них, Шатен, — возьмёт семью капитана Льюиса. Госпожа Льюис, трое её детей, и мадам Ла-Верна…

— Как насчёт нового ребёнка? — спросил рыжеволосый. Шатен откинулся на каблуках и смотрел то на машину, то на Рыжего.

— Он еще не родился, — ответил тот.

— Это может произойти в любой момент, — сказал Рыжий. — Лучше предусмотреть всё заранее.

— Идёт, — сказал Шатен. И он отчеканил:

— Это автомобиль для супруги капитана Льюиса с тремя детьми, и мадам Ла-Верна с новым младенцем — или младенцами. — Он посмотрел на Рыжего без улыбки. — Это могут быть близнецы.

— Идет, — сказал Рыжий. — Теперь все, кроме учителей.

— Осталась только одна машина, — сказал светловолосый мальчик. — Маленькая.

— Ты уверен? — спросил Шатен. — Она не может быть большой?

— Нет, она маленькая. — Рыжий ни на кого не смотрел. Он, казалось, вглядывался сквозь опущенные ресницы во что-то — или ни во что?

— Идёт, — сказал Блондин. — Мисс Ливен, мистер Капроканз, и мисс Робин, — Рыжий кинул быстрый взгляд на Блондина и понизил голос.

— И Она, — закончил он.

— Должны ли мы взять её? — спросил Блондин. — Это был бы очень подходящий случай, чтобы от нее избавиться.

— Мы не можем, — сказал Рыжий. — Это общее дело. В любом случае, надо делать добро тем, кто ненавидит и обижает вас, и гонит вас, и делает вам всевозможные гадости…

— Идёт, — сказал Блондин. — Я тоже об этом слышал, хотя и совсем не так, как ты сказал.[1]

— Ну, мы должны в любом случае, — сказал Рыжий. — Начнём. Готовы?

Три мальчика торжественно посмотрели друг на друга. Потом их глаза закрылись, их лица обратились кверху и губы беззвучно задвигались. Блондин заговорил. В его голосе звучал самый настоящий страх.

— Есть ли у нас время? — задыхаясь, выговорил он.

— Да, — сказал Рыжий. — У нас будет пять дней. Если мы сможем сделать хороший курз[2] для всех, тогда мы сделаем это. Готовы?

Опять последовала короткая пауза, а затем Рыжий положил указательный палец на крышу транспортного средства, что размещалось во главе колонны, и медленно толкнул его вперед, вдоль почти незаметной линии, которая, по-видимому, обозначала дорогу. Два других мальчика начали подталкивать свои машинки следом за ним. Я отвернулась, и, оставив их, уловила что-то важное в их глупой игре: Мисс Ливен, мистер Капроканз, и мисс Робин — я внезапно словно ощутила протяжный болезненный звук внутри меня — чувство, которое, как я думала, давно уже переросла. Такая глупость расстраиваться из-за какой-то детской ерунды. Но эта перекличка снова и снова повторялась в моей голове. Мисс Ливен, мистер Капроканз, и мисс Робин. Меня зовут Эстер Корвин. И это я должна быть Ею.

Следуя моей неизменной привычке, сразу же по окончании занятий я незамедлительно покинула школу и отправилась в свою квартиру. Я провела вечер за игрой в бридж в квартале Лоундж с другими гражданскими служащими базы и, вернувшись домой около полуночи, стояла у окна, глядя на Аргэйвианскую ночь — которая и правда выглядит роскошно, с тремя её цветными лунами и небом, заполненным плотными гроздьями бриллианово-ярких звёзд. Довольно необычно для себя, я задержалась у окна, пока не начала дрожать от порывов душистого Агрэйвианского ветра. Только тогда я внезапно поймала себя на том, что, высунувшись далеко за подоконник, пытаюсь что-нибудь различить в углу школьного двора, словно стараясь увидеть, не продолжают ли игрушечные машинки свой трудный путь вперёд, сквозь Агрэйвианскую ночь. Со мной, должно быть, что-то не так, подумала я. И приняла анти-вир, прежде чем пошла спать.

Я и не предполагала, что эта история будет иметь продолжение. Поэтому я была удивлена и слегка расстроена, вновь увидев на следующее утро трёх мальчиков, собравшихся в углу детской площадки. Я решила держаться как можно дальше от них, чтобы отвлечь моё внимание, я даже взялась за один из концов скакалки, через которую прыгали несколько девочек. Моё желание помочь стало скорее помехой. Дети были так поражены моим предложением, что ни один из них не смог прыгать более двух раз подряд, при этом не сбившись. Наконец, они остановились, молча глядя друг на друга, с покрытыми красными пятнами щеками, так что я вынуждена была отдать скакалку и оставить их в покое. Я потихоньку двигалась к углу площадки, чтобы увидеть… чтобы узнать… ну, меня прямо таки неудержимо тянуло к этому углу.

Блондин кулаком размазывал слёзы по лицу. Слёзы в общественном месте? У мальчика его возраста?

— Ты не должен был… — сдавленно произнёс он.

— Ты прав, — сказал Рыжий, его лицо выглядело потемневшим и несчастным. — Но это курз, как ты не понимаешь? Кроме того, я не делал этого. Просто так будет…

Они сидели, глядя на игрушечный автомобиль, разбитый при падении гальки размером со сливу, которая скатилась со склона миниатюрного ущелья. Шатен был занят тем, что очень медленно проталкивал другую машинку в обход него, по опасному краю дороги, усеянному обоюдоострыми камнями.

— Идёт, — сказал Блондин. — Но они были нашим лучшим друзьями…

— Идёт, — сказал Рыжий, часто мигая и всхлипывая. Потом быстро сказал: — Теперь надо провести вокруг него всех оставшихся. Мы должны добраться до Холма до наступления ночи.

Я не знаю, что сподвигло меня тогда. Я почти вбежала в учительскую и подала звонок на пять минут раньше.

«Вот так!» — С торжеством подумала я перед тем как нажать на кнопку. — «Вот вам ночь, и вы не успели добраться до Холма».

Весь остаток дня мне было стыдно за себя. Я горжусь тем, что я практичный, не склонный витать в облаках человек — и мне не свойственно обращать внимание на всякую ерунду! Я и в самом деле чувствую, что принимала участие в подобной глупости!

В ту ночь, лёжа в своей кровати, я попыталась проанализировать ситуацию. Чем таким заняты эти мальчики? Свойственно ли мальчикам настолько вживаться в игру, чтобы плакать во время неё? Почему я реагирую на их игру так сильно, что я вынуждена была принять в ней участие?

Я лежала в темноте, глядя в потолок, разрисованный узорами лунного света, повторяя про себя — Холм, Холм, Холм. Я покопалась в своей памяти. Что может Холм означать для меня? Но, как бы я не старалась, я не смогла припомнить ничего, что имело бы подобное название, кроме места для пикника в обсидиановых холмах за Базой, которое мы иногда посещали. Эта возвышенность из твердого вулканического стекла и называлась Холм. По весне равнина вокруг него заполнялась оранжевой агрэйвианской водой, превращая местность в неглубокий вязкий бассейн. Туда можно было добраться по ЭВАК-маршруту № 2, - который имел такую репутацию, что любой плохой участок шоссе (к большому сожалению) называют холмоватой дорогой.