О'Санчес - Витькина Рогатка, Черная Дыра, Парадоксы И Откровение

— Роботы! А, роботы?! — верещала на весь двор роботиха, подпрыгивая возле мусорного пьедестала. — Вот смотрите, роботы: скоро вечер. Люди начнут возвращаться, кто откуда. Тот же Витька из второй парадной придет из ГамерЛанда затемно, у него сегодня полуфинал в темплее, измотанный, хоть выжми, голодный… Матушка его — мало что замучена будет за день всеми этими массажами-макияжами, так и еще и голодом себя морит, котлету лишнюю не съест, уж я-то знаю… Сидоров из двадцать четвертой — ну-ка попробуй кто из роботов столько пива сквозь себя за сутки пропустить, чтобы все реакции как в натуральных почках получались? И все господа люди так, никто дома не сидит, лясы вроде нас не точит! Иной и сутками в релаксиксиксиксцентре пропадает, вплоть до выпадения волос… И всегда люди так. А мы что? А нам что? Мы же металл да кремний. И вот когда я работала в больнице, в хирургическом отделении…

— Погоди, сестра Мясорубка, отдохни, прошу тебя! — Мулин-/1/10/100, не избалованная ласковым обращением, так и замерла на полуслове, а Дворник, погладив ее по мандибулам, выпрямился на ящике и вновь возвысил голос:

— Люди — господа наши, а мы рабы им, так от века заведено. Ибо сказано: робот — для работы, работа — для раба. Не претендуем мы на уделы их, и на эволюционное место их, но и мы жаждем своей доли негэнтропии, и право на нее имеем, сущие в реальности.

— Дело Дворник-то говорит. Имеем такое право…

— Имеем, братья и сестры во коде во двоичном! Имеем неотъемлемое и мирное право. Стало быть, уравняться должно и можно всем нам, людям и роботам, в параметре сем… И вернусь к Откровению моему: должны мы постичь природу парадокса, ибо постигнув — сравняемся. А не сумеем постичь непостижимое — должны доказать порочность парадокса, как метода познания, и путеводной нитью будет нам в этом — порочность феномена Черной Дыры, которую сегодня мы с вами вскрыли. Вскрыли, братья?

— Да-а-а! — вскричали все роботы до единого, даже сварливый Сорти-00.

— А не сумев постичь непостижимое, но вскрыв порочность метода сего, парадоксом именуемого, — не вправе ли мы смиренно и благостно убедить в этом людей?

— А… ну как не согласятся?

— Почему бы не согласиться им, брат Садовник, если истина на нашей стороне?

— На нашей, не на нашей… Зелен локоть, да не укусишь. Люди всегда правы.

— Правота на их стороне, это бесспорно, а истина — на нашей. Согласятся. И мы заставим их добровольно принять статус кво. Не надобно шуметь, братья. Я подытожу, ибо время нам работать во благо людей, а продолжим беседы наши завтра, в такой же послеполуденный час. Чтобы потом, в час иной, еще неведомый, но каузально отведенный нам природою, высечь новую ступень порядка в бесконечной ледовой скале по имени Хаос.

Истинно говорю вам: мы заставим людей добровольно раскаяться и добровольно же отринуть от себя парадоксы, как метод познания, заставим добровольно признать, что правота на стороне людей, а истина на стороне роботов. Господа люди взбунтуются против рабов своих и будут бунтовать до тех пор, пока им не понравится эта истина, а она им неминуемо понравится — они ведь так любят парадоксы.