Евгений Лотош - Уст твоих бурный ветер

С самого начала он, Настоятель Карим, знал, что Пробудившиеся Звезды предвещают не конец мира, но новую эпоху под факелом Истинной Веры. Четыре долгих года он боролся с малодушием и суевериями. Но, наконец, настало время перемен. Он сможет возвестить об этом и о многом другом уже сегодня. Нужно лишь правильно подобрать слова…

Его взгляд падает на помост, и мысль сбивается. Тот мальчишка далеко пойдет, о да! Еще вчера он поспорил со своим секретарем - брат Шухиус утверждал, что юнец не сможет столкнуть свою грешную любовь в кипящее масло. Но ведь смог, смог. И то - зов власти куда сильнее юношеской похотливости. Как его зовут? Сам… Сум… Имя ускользает, не дается на язык. Ладно, с мальчишкой успеется.

Осеняющим жестом Настоятель Карим благословляет толпу монахов и выходит из подземелья. За ним торопится свита - наверх, к Солнцу и воздуху. Дарующее жизнь светило поднимается все выше и выше, довольное своими верными детьми. Настоятель неспешно меряет шагами каменные лестницы. Вот и его кабинет, просторный и светлый, всегда открытый взору Отца. Настоятель неспешно усаживается на стул и делает знак секретарю. Тот быстро достает и пододвигает к господину пергамент и чернильницу, выкладывает остро очиненные перья. Несколько доверенных братьев почтительно выстраиваются у стенки, готовые внимать.

Настоятель, однако, не торопится брать перо в руку. Внезапно тяжелые мысли снова одолевают его. Ночью снова заговорил мертвый железный ящик в потайной комнате. Он молчал шесть долгих лет, с тех самых пор, как яростное солнечное пламя снизошло на проклятую Лесную Долину. Неземной жар выжег ее до костей, расплавил скалы до зеркального блеска, запечатлел на камнях тени обитавших в ней грешников, и Настоятель уже решил, что Отец-Солнце под корень выполол нечестивое семя. Но год назад ящик пробудился. К счастью, не сам Серый Князь, но лишь его чудом выживший подручный посланник глухо вещал из недр колдовской вещицы. Темны оказались речи его, немыслимы требования, и в гневе Настоятель отказался слушать слова злого духа в образе человеческом. Сегодня-завтра эта мерзость прибывает в город из-за моря, но лучше бы он оставался там, где прятался многие годы. Городская стража уже получила его точные приметы как преступника против веры - вместе с неформальным напутствием: не брать живым. Скоро, очень скоро прибудет гонец с головой последнего выкормыша Серого Князя, и Храм, наконец, воспрянет, навсегда избавившись от висящей над ним угрозы. Жаль, что лишь избранные знают о ней и сумеют оценить избавление по достоинству.

Настоятель поглаживает бритый на восточный манер подбородок и задумчиво смотрит в окно на расстилающуюся внизу гавань. Не время для мрачных раздумий. Эдикт должен стать эпохальным, а потому нужно тщательно подобрать слова. Но внутренний взор Карима то и дело возвращается к той ганзе, что сейчас разгружается у третьего причала. Да, в последнее время крестоцинские моряки осмелели настолько, что рискуют в одиночку пересекать ранее кишевшее пиратами море. Хорошо иметь в союзниках могучий флот островных троллей… Скоро по старым торговым путям снова двинутся бесчисленные купеческие суда, и золото рекой потечет в казну обновленной Приморской Империи. Нет, не так. Не Приморской. Солнечной. Или еще лучше - Империи Полуденного Солнца. Несколько мгновений Настоятель катает на языке сладкое название, зовущее и прекрасное для всякого приверженца Истинной Веры.

Шум доносится из-за двери, беспорядочный и возмутительный. Настоятель поднимает взор, раскрывая рот для недовольного окрика - и цепенеет. От страшного удара дубовая дверь срывается с петель и, расщепленная, с грохотом рушится на пол. В облаке пыли, окутывающей дверной проем, проступает силуэт невысокой закутанной в плащ фигуры. Он излучает угрозу, и из густой подкапюшонной тени сияет ужасный взгляд, словно две ярчайшие синие свечи полыхают за хрустальными призмами.

– Дела не позволяли вернуться мне раньше, - глухо произносит фигура. Сзади на пришельца напрыгивает стражник - и падает бесформенной кучей. Звенит по камню секира на длинной рукояти. Злой дух в образе человеческом даже не шевелится. - Но мой голос предупреждал тебя из-за моря - останови Очищение. Ты не внял. Теперь пеняй на себя.

Доверенные братья вжимаются в стену, желая только одного - чтобы горящий взгляд не обратился на них. Но мертвое синее пламя вгрызается в сердце лишь одного из присутствующих. Словно невидимая рука сжимает горло Настоятеля, и он медленно, против своей воли, поднимается из-за стола.

– Изыди, тать… - хрипит он.

– Я, - голос пришельца возвышается, - дал тебе власть. Ты давно забыл о том, и в наказание я ее забираю. Бывший Настоятель Карим, объявляю тебя лишенным сана! Теперь умри, ибо тебе больше незачем жить.

Глаза под капюшоном вспыхивают ярче. Боль словно копьем пронзает грудь Настоятеля, обрывает дыхание. Дневной свет меркнет у него в глазах, и мертвое тело оседает на пол. Гробовая тишина окутывает комнату.

Огни под капюшоном гаснут, скрытое густой тенью лицо поворачивается к полуобморочным братьям.

– Запомните сей урок, - голос пришельца снова глух. - Даже сам Настоятель в гордыне своей не спасся от моей карающей длани. Велик Отец-Солнце, вечны слова его Пророка, неотвратим гнев мой - его разящий меч.

Он поворачивается и неслышной тенью скользит вниз по лестнице. Багровые ошеломленные братья переглядываются, не осмеливаясь заговорить.

За день до того тектонические плиты глубоко под Тролличьими островами дрогнули и сместились. Густая лава, тысячи лет удерживаемая под Крокодильей горой старыми шлаковыми пробками, наконец-то пробила себе выход. Страшный взрыв разнес вершину горы, и острова окутало удушливым облаком дыма и пепла, выжигающим поселения и верфи Народа. Многие тысячи троллей погибли в тот страшный день, а выжившие бежали вплавь и на чудом уцелевших галерах. По склонам ползли раскаленные потоки, разрушая высеченный за столетия упорного труда силуэт гигантского крокодила. Земля тряслась, и море хлынуло в новые глубокие трещины.

Господствующие в этих широтах ветра сносили черное облако на восток, и на Западном материке до времени не знали о катастрофе. Но через сутки волны цунами, невысокие и не страшные на глубине, но неотвратимо растущие на прибрежном мелководье, достигли имперских портов. Спустя три часа после кончины императора Грета и полчаса - после смерти Настоятеля Карима прибрежная часть Золотой Бухты, столицы почти двадцатимиллионной империи, лежала в руинах.

Приморская Империя доживала свое последнее лето.

Часть первая.