Томас Диш - «Если», 1995 № 04

— Не стоит, — вздохнул тот, — я думаю, ты прав. — Он вздохнул снова, тяжелее прежнего. — И остальные вроде как тоже правы. Пожалуй, надо попытаться вернуть к жизни слуховой аппарат.

Нагревательная спираль тостера засветилась от удовлетворения, однако, он не стал торжествовать в открытую.

— Тогда за дело! Хозяйка скоро вернется с занятий, быстрее, чем ты успеешь произнести «электрокинетика».

И вот споро, но обстоятельно, как это в обычае у электроприборов, они взялись за работу. Гувер очистил слуховой аппарат от паутины и снял его с крюка, на который хозяйка повесила беднягу после того, как в очередной раз безуспешно пыталась воспользоваться им. Она купила его всего лишь за два с половиной доллара на благотворительной распродаже у женщины, которая уверяла, что аппарат много лет принадлежал добродушному профессору из Принстонского университета в штате Нью-Джерси. Женщина утверждала, что, несмотря на свой несколько громоздкий вид, этот аппарат даст сто очков вперед любому из современных. «Профессор говорил, — сообщила она хозяйке, — что, надевая его, он слышит собственные мысли».

На следующее утро, за завтраком из апельсинового сока, чашечки кофе и двух тостов с маслом и клубничным джемом, хозяйка рассказала обо всем, что услышала, тостеру. Подобно большинству одиноких людей, она выбрала его себе в наперсники, посвящала его в подробности повседневной жизни, делилась с ним своим мнением по поводу статей в газетах и журналах. Хотя тостер никогда ей не отвечал (ибо с людьми электроприборы ведут себя совсем иначе, нежели друг с другом), он гордился доверием хозяйки.

Гувер доставил слуховой аппарат в гостиную и положил его на стол. Калькулятор осторожно подсоединился к одному из проводов аппарата и принялся бормотать что-то на языке квадратных корней, синусов и косинусов, который остальные электроприборы не понимали, а потому относились к калькулятору с немалым почтением.

Вдруг в месте соприкосновения проводов сверкнула искра, а затем, быстро чередуясь, на дисплее калькулятора стали возникать яркие, словно огненные, цифры. Сначала мелькнули восемь нулей, потом появилось число 3,14159, которое, как известно любому электроприбору с вращательными характеристиками, являлось удивительным числом «пи».

Тостер, поскольку какие-либо вращательные характеристики у него начисто отсутствовали, пришел в замешательство, увидев показания на дисплее калькулятора, и даже Гувер вместе с радио, знавшие кое-что о «пи», были слегка озадачены, потому что калькулятор менял цифры быстрее, чем они успевали разглядеть их.

Снова ослепительная вспышка, и калькулятор весь засветился, будто игровой автомат, зафиксировавший самый крупный счет. На дисплее появилась надпись: Е = мс2.

— Что это значит? — прошептало электрическое одеяло.

— Понятия не имею, — отозвался с беспокойством тостер, обвивая своим шнуром стоящую рядом на кухонном столе деревянную перцедробилку. — Просто не представляю.

Полыхнув еще одной миниатюрной молнией, калькулятор отсоединился от слухового аппарата.

— О! — воскликнул он. — Ой-ой-ой! Великие небеса! Я не… Я не могу… Вы не поверите… Нет, немыслимо! Извините, но мне нужно обратно в ящик.

— Он справился? — спросило одеяло.

— Думаю, да, — ответил тостер. — Кто-то из них точно справился.

— Слушайте! — вскрикнуло радио. Издалека, словно передавала станция, которая находилась на пределе слышимости, донеслось чье-то пение. Однако пело не радио, пел слуховой аппарат.

— Не сочтите меня назойливым и бестактным, — прервал пение вентилятор, но я хотел бы узнать, где вас изготовили. Меня самого, например, — на фабрике в Ульме.

— А меня, — проворчал Гувер, — в США.

— Что ж, — задумчиво промолвил слуховой аппарат, — установить, откуда я происхожу, довольно трудно. Патент на меня был выдан в Берлине в 1934 году за номером 590783, но к тому времени я уже находился в Принстоне, штат Нью-Джерси.

— Странно, — заметил тостер. — Как вы могли быть изготовлены раньше, чем на вас выдали патент?

— Я не был изготовлен в обычном смысле этого слова. Меня сделали вручную.

— То есть, — восхитился тостер, — вы образец?

Слуховой аппарат кивнул.

Электроприборы онемели от изумления. Никому из них раньше не доводилось встречаться с настоящим образцом. Даже Гувер, неприятно смущенный тем, что слуховой аппарат оказался на несколько лет старше его, поневоле преисполнился почтения.

— А мой изобретатель, — продолжал рассказ новичок, — был не немец, а швейцарец, ставший в 1940 году гражданином США.

— А кто вас изобрел? — спросил тостер.

— Вы наверняка слышали о нем. Он был очень знаменитым. Его звали Альберт Эйнштейн[2].

Радио разразилось песенкой, вентилятор начал с угрожающей скоростью вращаться, пылевой мешок Гувера раздулся до исполинских размеров. Во всем доме не найти было электроприбора, который не испытал бы потрясения. Ведь Альберт Эйнштейн, как известно любому электроприбору, был величайшим научным гением двадцатого века и, быть может, человечества вообще.

В последующие недели, стоило только хозяйке выйти из дома, слуховой аппарат спускался со своего крюка, на котором хозяйка его попросту не замечала, и часами развлекал другие электроприборы рассказами о годах, проведенных вместе с Альбертом Эйнштейном. По этим рассказам выходило, что слуховой аппарат был лучшим другом великого ученого. Он был неразлучен с Эйнштейном с 1930 года до часа смерти ученого. Едва лишь великий физик задумывался над вопросами, которые больше всего его заботили, он надевал слуховой аппарат, зажмуривал глаза, дергал себя за кончики седых усов и…

— А потом, — закончил слуховой аппарат, — он начинал разговаривать со мной. Разумеется, по-немецки и так тихо, что никто, кроме меня, не мог разобрать ни единого словечка. Он говорил со мной часами. Гений!

По прошествии некоторого времени слуховому аппарату стало ясно, что никто из электроприборов, даже образованный калькулятор, не способен постичь великолепие, изящество и величие эйнштейновской обобщенной теории полей, разработке которой ученый посвятил последние двадцать лет своей жизни — годы, по мнению профанов, потраченные им впустую. Ранние его труды привели к изобретению атомной бомбы. Вовсе не считая, что мир созрел для продолжения исследований в этой области, Эйнштейн хранил молчание и делился своими открытиями только со слуховым аппаратом.

Слуховой аппарат, тем не менее, вовсю пользовался своими знаниями в домашних делах — например, он показал Гуверу, как лишить веса крупные частички мусора. Ведь невесомую хлебную крошку засосать ничуть не труднее, чем горстку пыли. Еще слуховой аппарат научил радио принимать сигналы из самой Австралии. Каждое утро тамошняя станция передавала песню «Танцующая Матильда», мелодия которой была такой же душещипательной, как у песенки Ричи Хейвенса, в которой тот рекламирует продукцию фирмы «Амтрак». Эта мелодия настолько захватила радио, что оно частенько мурлыкало ее само по себе, и тогда тостеру хотелось выдернуть его шнур из розетки. Удивительно, что радиоприемники, похоже, не сознают, что музыкальные вкусы и пристрастия у всех разные.