Памела Адамс - Старомодная музыка

Я улеглась в каюте и не сразу заснула - все прислушивалась к старомодной музыке, дребезжавшей над водами. Один раз прозвучала даже "Рио-Рита", и я улыбнулась, предвкушая, как расскажу мистеру Данкуорту, откуда здесь музыка, - если только не будет поблизости его жены. Все мелодии были приблизительно одного периода (по-моему, двадцатых годов), и вдруг я поняла, отчего пассажиры ялика показались мне странными. Из-за одежды. Шитые бисером платья, полосатые фланелевые куртки, соломенные шляпы... "Затейливый бал-маскарад", - подумала я. Порадовавшись тому, что так ловко разложила все по полочкам, я провалилась в сон.

Проснулась я при ярком свете солнца и обнаружила, что все еще одна. Пижама Фрезера аккуратно сложена на кресле, где я ее положила; на взбитой подушке - ни единой складочки. Ковыляя, я обошла салон, вторую каюту, затем накинула жакет и обыскала палубу. Для очистки совести вышла на сходни и убедилась, что наша машина стоит на прежнем месте.

Ну и ладно, ну и ладно, значит, застрял на острове Одинокого Дерева. Наверное, ялик смыло с берега. Я посмотрела против искрящегося по воде солнца на остров, но до него было слишком далеко, так что я ничего не разглядела. Попробовала кричать, приложив рупором ладони ко рту, но никто не отозвался; я одна, а кругом лишь вода, болота да раннее утреннее солнце.

У мистера Данкуорта найдется лодка. Он меня подбросит. Я натянула брюки, накинула кофточку-джерси и неверной рысцой затрусила по тропинке вдоль вала набережной. Когда я добралась до плавучего кафе, миссис Данкуорт еще не вставала, а муж ее доканчивал завтрак. В двух-трех бессвязных фразах, задыхаясь, я изложила суть, и, пока он слушал, морщины на его лице становились все глубже. Он заставил меня выпить чашку чаю, которую налил себе, сам тем временем обулся в болотные сапоги, затем помог мне влезть в лодку с подвесным мотором, и мы с ревом понеслись против прилива к Одинокому Дереву. Дорогой мы почти не разговаривали. Я была слишком взвинчена, а мистер Данкуорт все внимание уделял тому, чтобы лавировать между суденышками, поставленными на якорь в гавани.

Мы преодолели устье, выбрались из болот и вошли в глубокий рукав. Когда мы приблизились к Одинокому Дереву, я увидела, что вокруг острова тоже возведен вал, и стала всматриваться в него, ожидая, что вот-вот там, наверху, кто-нибудь появится. Мы привязали лодку к железному кольцу, вмурованному в бетонную лестницу, но прежде чем мы взобрались по ее ступеням, я поняла, что это - напрасный труд: если бы на острове кто-то застрял, он бы уже давно услышал шум нашего мотора.

Мы стояли на валу и разглядывали остров. Всего-навсего большое поле, обнесенное извилистой стенкой вала, посреди поля - развесистый дуб; мне эта местность показалась заброшенной, необитаемой. Разумеется, никого там не было. Только шелестели под ветром высокие колышущиеся травы.

- Его здесь нет, девочка, - сказал мистер Данкуотер.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова.

- Если вы не против, подойдемте вон к тому дереву, просто на всякий случай, - попросила я, обретя дар речи.

- Только поскорее. Вот-вот начнется отлив.

Мы соскользнули с травянистого откоса вала и, по колено в траве, двинулись к дубу. Конечно, пустая трата времени. Никого там не оказалось. Даже никаких следов пикника. Ни примятой травы, ни Окурков. Ничего.

Мистер Данкуорт тронул меня за плечо, и мы вернулись к лодке.

- Вот что, девочка, - сказал он немного позже. - Можешь считать, что во всем виноват я, но я ведь тебя предупреждал, а потом разозлился - помнишь, вы с муженьком только посмеивались. Понимаешь, пять лет назад с "Дарнли" исчез один малый, и тоже случилось это на третьей неделе сентября, как и нынче. Он-то, правда, жил там один. Сегодня был тут, жив-здоровехонек, а назавтра - как в воду канул. Приезжали из полиции, задавали всякие вопросы, а я им прямо сказал, что после той вечеринки на острове нечему удивляться - там и не такие чудеса бывают.

Он замолчал, и я тупо спросила:

- После какой вечеринки?

- Давно это было. Чуть ли не полсотни лет назад. В ту пору у набережной стояли на причале штук пятнадцать плавучих домов, один другого модней да нарядней, они принадлежали легкомысленным лондонским юнцам. Молодежь наезжала в эти дома на субботу - воскресенье да по праздникам и веселилась тут напропалую. Ну и вот, затеяли как-то вечеринку на острове в честь закрытия летнего сезона. Набрали с собой выпить-закусить, граммофон прихватили. А после давай перевозить на остров всех желающих: подъезжали к каждому плавучему дому и звали с собой всех подряд, друзей и незнакомых без разницы. Было как раз полнолуние, вода тихая такая. Но с тех пор никого из них так и не видали.

- А... что случилось? Утонули?

- В конце концов, так все и стали объяснять. Да только трупов-то не нашли. И лодки тоже. В общем, больше я об этом не распространяюсь - ни при полиции, ни при ком-нибудь еще. Довольно надо мной насмехались, когда я последний раз завел об этом речь. Видно, людям непременно надо посмеяться над непонятным, иначе им станет страшно. Но вы-то, я считаю, вправе знать все.

Даже после этого я отмахнулась от его слов. Вопреки всякой логике, мне казалось, что Фрезер уже ждет меня а плавучем кафе мистера Данкуорта.

- Благодарю вас за то, что вы мне рассказали. Но вряд ли это имеет отношение к моему мужу. Он отплыл на реальной, осязаемой лодке: когда он прыгнул в нее, лодка покачнулась и ударилась о борт "Дарнли". Я слышала своими ушами.

Мы уже почти подплыли к дому мистера Данкуорта, и тут он, взглянув на меня в упор, спросил:

- В котором часу, говоришь, подошла лодка за твоим мужем?

- В половине девятого вечера - я еще, помнится, посмотрела на часы.

В его голосе звучала неподдельная жалость, когда он мягко возразил:

- Значит, лодка не могла быть реальной, девочка. В половине девятого был разгар отлива. В устье не хватило бы воды, чтобы держать на плаву спичечный коробок.

Десятый час, Колин; я зажгла лампу с колпачком, защищающим пламя от ветра, и вынесла ее на палубу. Боюсь того, что ялик появится, и боюсь, что он не появится. Возможно, через полчаса я вновь буду с Фрезером, вот на чем мне нужно сосредоточиться.

Остальные события года тебе известны. Полиция пришла к выводу, что от обезболивающих таблеток у меня помутился рассудок, так как ни одна лодка и ни один человек не числились в безвестном отсутствии. Сержант отнесся ко мне по-отечески и стал ласково внушать, что сплошь и рядом мужья бросают жен и не было ли у нас ссоры. Потом со мной случился нервный припадок, а уж после него на мои слова вовсе перестали обращать внимание; знаю, меня жалели, но все махнули на меня рукой, как на "тронутую".