Вальдемар Лысяк - Ампирный пасьянс

Я же представляю вам жизнеописания семнадцати из них. Только лишь таким образом, с помощью их портретов, могу я более точно описать ампирную равнину собственных фантасмагорий. Почему именно таким вот образом? Поскольку - как написал когда-то Александр Малаховский - "Давно уже известно, что история, если должна кого-нибудь заинтересовать, не может быть только лишь собранием формул, лозунгов и статистических данных. Ее можно понять и полюбить только посредство жизнеописаний людей, отпечатавших на ней свои следы - добрые или злые, выразительные или стертые".

Все эти портреты я уложил в ампирный пасьянс: четыре туза, четыре короля, четыре валета и джокер. Масти этих карт обладают собственной каббалистически-наполеоновской символикой. Трефы означают никчемность и измену. Бубны - вечную тайну, неразрешимую загадку. Черви - чувство, любовь к Корсиканцу. Пики - мужество на поле битвы.

Чтобы нарисовать эти семнадцать портретов, мне понадобилось более десяти лет. В течение всех этих десяти лет я путешествовал по собственной библиотеке и по публичным библиотекам Европы, дышал пылью в польских, итальянских, французских, английских, испанских, греческих и швейцарских архивах; совершал паломничества в места, где они жили и умирали. Возможно, это и глупо, если принять за добрую монету слова Лелюша, что "это идиотизм заниматься каким-либо иным веком, когда в твоем распоряжении век двадцатый". Только по мне, эта монета фальшива. Для меня история - это не прошедшее время.

Рисуя их портреты, я был словно тот художник из известного рассказа, который вел спор относительно готики. Один из учеников прервал его такими словами:

- Учитель, вы ошибаетесь на целые пятьсот лет!

А художник на это:

- Знаю, только мне с этим удобно.

Мне тоже удобно и хорошо на своей ампирной равнине. Это она баюкает меня, призывая ко сну словно самая нежная любовница в растянутом между галактиками гамаке, нити которого прядет божественный паук, повелитель страны тихой меланхолии. Я люблю ее и верен ей. При этом я опасаюсь донжуанства иных эпох. "Донжуанство, - как сказал когда-то Ромен Гари, - это форма импотенции. По-настоящему великим любовником становится тот человек, который в течение тридцати лет любит изо дня в день одну и ту же женщину".

1 Алехо Капентьер "Путешествие к истокам времени"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ТУЗЫ

Четыре туза наполеоновской полицейско-разведовательной службы. Фуше гений политической полиции; Шульмайстер - виртуоз императорской разведки и контрразведки; Видок - "король галер" и первый детектив в мире и, наконец, Сюркуф - крупнейший корсар ампира, шеф морской полиции Наполеона.

Всех их, помимо своеобразного гения, объединяет одна общая черта: каждый из них начинал карьеру преступником, чтобы увенчать ее титулом и высоким положением в ампирной иерархии. Во время Революции Фуше устраивал резню тысячам невинных в Лионе, Шульмайстер был контрабандистом и убийцей; Видок - наиболее преследуемым полицией преступником во всей Франции, а пират Сюркуф обременял совесть сотнями замученных негров, которыми он торговал. Через неполную пару десятков лет каждый из них встал на страже безопасности империи, доказывая верность старинной пословицы, что преступники становятся самыми лучшими полицейскими в мире.

ТУЗ ТРЕФ

1759

ЖОЗЕФ ФУШЕ

1820

БОЛЬШАЯ ИГРА МИНИСТРА ПОЛИЦИИ

Желающие меня уничтожить - это глупцы; спасающие же меня - это бандиты.

(Наполеон в 1800 году)

1

Ноябрьская ночь 1800 года. Неподалеку от Кьемпье (южная Франция) три десятка вооруженных людей окружает дилижанс, направляющийся в Брест. Из кареты вытащили некоего Одриена. Семь лет назад Одриен, будучи членом Конвента, голосовал за казнь Людовика XVI. Сейчас же его схватили в свои руки роялистские партизаны - шуаны1 Несчастному под нос подсунули приговор, подписанный "Жоржем" и с расстояния в полметра всадили в висок пулю из пистолета.

Известие об этом событии быстро добралось до Парижа и привело в состояние тревоги полицию Консульства. Министерство полиции уже с определенного времени имело информацию, что стоящий во главе шуанов мрачный гигант Жорж Кадудаль прибыл из Лондона в Бретань и действует со своими людьми в департаменте Морбихан. Не было никаких сомнений, что истинной целью прибытия Кадудаля была организация покушения на ненавидимого роялистами "узурпатора" - Наполеона Бонапарте. Ноябрьский инцидент неподалеку от Кьемпье доказывал, что Кадудаль не шутит.

2

1800 год был первым годом Консульства. В ноябре исполнилось ровно 12 месяцев с того момента, когда бледнолицый корсиканец в генеральском мундире уселся на троне Республики в качестве Первого Консула. В течение этих 12 месяцев в Париже было организовано более десятка заговоров, целью которых было перенести "бога войны" в страну богов. В этом отношении это был рекордный год за всю наполеоновскую эпоху2.

Заговорщики рекрутировались из трех источников - это были якобинцы (посмертные дети революционного Террора), шуаны (оплачиваемые Лондоном сторонники живущего в эмиграции Людовика XVIII) и агенты Вены. Две первые группы заговорщиков (кстати, взаимно ненавидящие одна другую) действовали на территории Франции, обгоняя других поспешными заговорами, и эта спешка сводила на нет какие-либо эффекты - роялисты с января до конца мая 1800 года, а якобинцы с июля до ноября. Оба эти периода разделял июнь, в течение которого Бонапарте в стране отсутствовал; он сражался на другой стороне Альп, пытаясь вытеснить австрийцев из Италии. Именно тогда приступили к делу агенты австрийской разведки, и им даже удалось подтолкнуть Бонапарте на самый край пропасти. Не хватило буквально четверти часа, чтобы Ватерлоо произошло пятнадцатью годами ранее, под Маренго.

14 июня 1800 года под деревней Маренго "бог войны" в первый и в последний раз за свою жизнь позволил обмануть себя шпионам врага и войти на невыгодную для себя территорию, выбранную предводителем австрийцев, Меласом, располагавшим значительным численным перевесом. В результате, после целодневной битвы, она превратилась в отчаянное отступление французов. Но именно тогда произошло "чудо", которое полностью разрушило усилия австрийской разведки. Двумя днями ранее Бонапарте разделил свою армию, отсылая в другое место дивизию генерала Десакса. Теперь же, когда в глаза ему поглядело видение поражения, Наполеон выслал к Десаксу курьера с листком, на котором было всего лишь одно предложение: "Ради милости божьей, если это еще возможно - вернись!" Только Десакс был далеко, и никто не верил, что он успеет вернуться. И все же Десакс, подгоняя собственных людей до потери духа, успел и к вечеру того же дня обрушился словно гром с ясного неба на распаленных австрийцев, в мгновение ока превращая проигрыш в крупную победу. За это он заплатил таинственной смертью3.