Харлан Эллисон - Ветер с гор

Они были странниками по натуре, вся их жизнь состояла из ходьбы, бега и гонки. Ни отдыха, ни покоя, только спешка и спешка.

- Отец, - распустилась мысль, - я хочу пойти к ним, я хочу больше услышать о них.

И мысль вернулась:

- Будь бдителен, сын мой.

* * *

Они обнаружили его в деревне. Они осматривали тростниковые хижины, когда его увидел Первый Помощник. Он следил за ними с лесной опушки, и Первый Помощник уловил краешком глаза движение его покрытого зеленым мехом тела.

Он распорядился, чтобы его люди кольцом окружили существо, и теперь они настороженно приближались к нему. Когда люди оказались примерно в двадцати футах, существо попыталось убежать. Но ружья Молассеса стремительно выбросили эластичные нити, существо было оплетено ими и пленено.

Небольшое создание лежало спокойно, пока они осматривали его - деформированный, компактный меховой шар, сплетенный множеством клейких нитей. Они вытащили его из леса и положили перед Первым Помощником.

Существо лежало спокойно, когда они толпой обступили его. Оно глядело на них желтыми глазами величиной с блюдце, и гладкий зеленый мех на его боках подрагивал под их пристальными взглядами.

- Это животное, растение или... - начал было один из новичков, но Первый Помощник движением руки заставил его замолчать.

- Кто-нибудь что-нибудь чувствует?

Окружающие замотали головами, но Первый заметил, что глаза одного из людей затуманены, а брови сдвинуты от напряженого внимания, словно он прислушивался к голосу, доносившемуся издалека.

- Забавно выглядит эта малышка, - произнес кто-то. Интересно, что она есть и можем ли мы есть ее?

- Заткнись! - резко оборвал его Первый, лицо его странно поблескивало, словно сквозь тоненькую пленку пота старалось побиться понимание. - Я... я... - Слова не приходили на ум. Он знал, что хочет сказать, но не мог.

Существо перед ним было обитателем леса, глухой тварью, лишенной разума и культуры, и все же - он был в этом уверен, как ни трудно было сформулировать эту мысль - оно разговаривало с ним.

Странные слова со странными интонациями. Слова и мысли миллионолетней давности. Мысли целой расы, которая некогда покинула свой мир, обратившись в пыль, а здесь достигла высочайшего счастья, привязавшись к этому миру и желая мира всей вселенной.

Первый Помощник восемнадцать лет провел в космосе. Ему приходилось жить тяжелой жизнью сотрудника Картографической Службы, и прошло слишком много лет, чтобы он мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Но он чувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Мысли были такими приветливыми, такими чистыми, такими требовательными своей образностью.

- Заберем его на корабль, - сказал он и повернулся к лесу. - Я хочу, чтобы Капитан взглянул на него.

Маленькое существо подняли и понесли сквозь заросли.

Первый Помощник шел в нескольких футах впереди, голова его была низко опущена.

* * *

Они решили забрать Буммела на Землю. Он слышал, как они переговаривались об этом в тайниках своих мозгов. Наиболее сильные мысли шли от человека, которого они называли Капитаном. Он размышлял, его размышления доходили до Буммела, и Буммел слушал.

- На Землю, - говорили мысли, - отряд будет спасен, наши странствия не прекратятся, и мы сможем двигаться через космос, пока не достигнем самой последней планеты. Вот тогда мы вернемся. Но пока эта планета не будет достигнута, движение не прекратится.

Эти мысли были упрятаны глубже, чем простые, скрытые так, что даже нервные волокна не могли знать, на что реагируют, спрятанные настолько, что Капитан никогда в действительности и не предполагал о них, а только ощущал их наличие в своих конечностях. Ведь он двигался, постоянно двигался без передышки.

Постоянно в бегах, без сна, без отдыха, без конца. Буммел чувствовал, что сердце Капитана вновь тянет этих странных созданий в бесконечное ночное небо. Было что-о ужасное в их непреодолимой тяги к странствиям. Даже родной мир был для них не более, чем базой, на которую они время от времени возвращались.

И теперь они хотели увезти его из дома.

Буммел обдумывал это, и холодок бродил по позвоночнику. Он знал, насколько сильно прирос к Руске, так же, как севланы, как шишкокусты. Разве можно постигнуть то, что он уйдет отсюда и никогда не вернется?

Иногда Буммел ощущал, что в его мире жить нелегко. Сухопутные животные были громадными, прожорливыми и свирепыми. Бродячие коты и ситазиллы ни на миг не прекращали охоту, и народ Буммела в совершенстве изучил, как избегать их.

Но сухопутные животные были не просто тупыми тварями. Они обладали мозгом, душой, как представлял Буммел, и поступки их не всегда могли быть предсказуемыми. И это было хорошо.

Существовали еще долины трясин, куда натекла пыль со стен каньонов, сдуваемая в Период Ветров, и образовала достаточно толстый слой, чтобы поглотить любого неудачника. Было много такого, что делало жизнь рускиндов нелегкой, и это тоже было хорошо.

Хорошо, когда восходят три луны - голубая, пламенно-красная и белая. Хорошо, когда наступают холода, когда длинные бутоны алоэ резко взрываются и взлетают на многие футы в воздух, усыпая собой все холмы, и тогда все рускинды радуются яркости и сочности красок. Но больше всего Буммел любил вздыхающие, нашептывающие, посмеивающиеся ветры, которые прилетали к нему с гор. Он всегда мечтал отправиться к окоченевшим черным горам, чтобы увидеть Повелителя Ветров, чье благословенное дыхание и образует ветер.

Они хотели забрать его отсюда, от всего этого, и с шумом пронести сквозь тьму, смерть и ночь, настолько глубокие, что ни один человек, ни один рускинд не мог бы даже вообразить их конца.

Он знал о звездах, он видел их. Его народ рассказывал о них. Но отправиться к ним? Ни за что!

Они хотят сделать из него скитальца, хотят показать его и изучить в их собственном мире-базе на Земле. Они хотят оторвать его от родимого дома, приучить его - как они сами странствовать по звездной дороге, которая никогда не кончается, а только петляет и вьется среди бесконечных могил, поскольку все странствия завершаются в итоге смертью.

Слезы, обильные и маслянистые, покатились из глаз Буммела, когда земляне наглухо задраили крышку люка, отрезая свет Руски. Болты разлучили его с домом.

Потом он почувствовал дрожь, рев, голодное нетерпение самого металла, когда корабль, исполняя волю людей, с грохотом устремился в путь. В путь, откуда не возвращаются.

Никогда больше не будет остановки в этом мире трех лун, голубых морей, острых, как бритвы, горных хребтов, и ветров, которые стекают вниз, омыв эти горы. Ему уже не вернуться вовеки!

* * *

Старт прошел неряшливо, однако, как бы там ни было, "Драйвмейстер" уходил теперь от крошечного мирка.