Эдгар Пенгборн - Дэви. Зеркало для наблюдателей. На запад от Солнца

Земля — шар в пустом пространстве, и вокруг нее вращаются луна и Полночная Звезда, а она сама вращается вокруг солнца. Солнце также путешествует — так гласит учение Былых Времен, и я верю в это; а звезды — это далекие солнца, похожие на наше собственное; а яркие тела, движение которых мы Можем видеть, — это планеты вроде нашей, — кроме Полночной Звезды. Я думаю, что вспышка, промелькнувшая однажды в небе, была одним из спутников, запущенных ввысь в Былые Времена, и это кажется мне куда более удивительным, нежели церковная легенда, которая называет ее звездой, упавшей с небес, дабы объявить людям о том, что Авраам умер на колесе. А еще я думаю, что земля, луна, планеты, солнце и звезды не просто путешествуют (некоторое время или же вечно), но, осмелюсь сказать, путешествуют они, совершенно не заботясь о том, чтобы нам было удобно — ибо мы могли бы, при желании, выдумать Бога, а затем объявить, что он управляет миром… Но лучше я так делать не буду.

Пока я сам не занялся этим делом, я и не предполагал, как нелегко написать книгу. («Просто пиши», — говорит Дион ради того, чтобы видеть как я бормочу, подбирая нужные слова. Ему виднее… От Ники помощи больше: когда я по горло сыт размышлениями, я могу привлечь к себе ее смуглое тело и повоевать с его чудесной теплотой.) Я стараюсь не забывать о том, как много вы не знаете: ведь часто люди не в состоянии заглянуть дальше лесов и полей своего родного края — равно как и дальше лжи и правды, усвоенных в детстве; дальше моментов боли или удовольствия, которые, по-моему, могут сделать любую ложь правдой, а видение, мечту или заблуждение — истиной столь же непоколебимой, как гранитная скала.

Когда бы меня ни ужалила эта идея, я должен продолжать писать до тех пор, пока она не дает мне покоя. Мое образование, как я уже намекал, несколько запоздало. В двадцать восемь я считаю, что мое невежество все увеличивается и увеличивается, но простите, если временами буду говорить вам меньше, чем мог бы, или больше, чем вам хочется. В четырнадцать я был столь же темен, как деревенский дурачок, хотя и был чуть более благовоспитан. Рыжеволосый; маленький, но проворный; с придурковатым от рождения видом и неплохо подвешенным языком…

Республика Мога, где я родился в захудалом публичном доме, — страна маленьких уединенных ферм и обнесенных изгородями деревушек в краю озер, лесов и пастбищ к северу от Кат-скильских гор, где живет суровый народ, который носит то же имя, что и горы. В один прекрасный день Катскил может завоевать всю Мога. Так мне кажется… Я родился в одном из трех крупных моганских городов, Скоаре. Он лежит во впадине между холмами, почти там, где в то время проходила граница с Катскилом.

Жизнь в Скоаре течет в соответствии с сезонами торговли на Зерновом Рынке. Девственная природа зеленой волной подкатывает к довольно обветшалой городской стене-изгороди, за исключением того места, где вырубили кустарник, чтобы сделать Западную и Северо-Восточную дороги немного более безопасными для потоков людей, запряженных мулами повозок, солдат, пилигримов, ремесленников и бродяг.

В этих дорогах есть какое-то грубое величие — за исключением военного времени, когда народ начинает бояться дорог и открытых мест больше обычного. В хорошие времена дороги смердят людьми, воловьими упряжками, лошадьми, скованными медведями и волками, которых везут в город для продажи владельцам балаганов; но при солнечном свете и свободном ветре эта вонь совершенно никого не тревожит. В дневное время на дорогах можно увидеть кого угодно. Можно увидеть великого человека; иногда даже Правителя, совершающего путешествие в одиночестве. Или пилигрима на пути к святым местам — и, поскольку этот человек почти полностью раздет, если не считать тернового венца на голове и серебряного колеса на шее, то скорее всего идет он на рыночную площадь Набера, где по преданиям, Авраам умер на колесе. Он никогда не смотрит ни вправо, ни влево, когда люди подбираются к нему поближе, чтобы робко коснуться его головы, рук или яичек и тем самым приобщиться к его святости и исцелиться от своих личных горестей… Можно встретить на дороге даже толпу уличных певцов и акробатов с белолицыми мартышками, сидящими у них на плечах, и попугаями в клетках, передразнивающими всех, кого слышат.

Время от времени вам доведется увидеть фургоны Бродяг, покрытые пикантными картинками и странными рисунками и запряженные мулами. И вы знаете: где бы они ни остановились, будет музыка, потрясающие представления, смешные до колик цирковые номера, предсказания судьбы, в высшей степени честное надувательство и новости со всевозможных концов мира. Слухи приходят и уходят, а Бродяги считают своей обязанностью при продаже коней надуть вас ловчее, чем профессиональные мошенники. Впрочем, Бродяги даже гордятся тем, что приносят из дальних краев только правдивые истории, и люди знают это и столь высоко ценят их, что немногие правительства осмеливаются приструнить шатунов за нахальство, бродяжничество и тягу к свободе. Я никогда не забуду, что лучшие годы моей жизни до встречи с Ники я провел с Бродягами…

Вы можете увидеть также изящный паланкин со спущенными занавесями и носильщиками, подобранными по росту и передвигающимися не в ногу, чтобы дорогостоящей женщине внутри — возможно, там окажется даже личная шлюха Правителя — не было необходимости высовывать голову из окна и обзывать их «проклятыми неповоротливыми ленивыми сукиными детьми». Еще вы можете встретить партию скованных по двое рабов, которых гонят на рынок в Скоар, или стадо для скотобойни, надоедающее всей дороге своей громогласной глупостью. Эти бычки не желают идти ни туда ни сюда, но дорога проталкивает их по своей кишке — этакий безмозглый дождевой червь, заглатывающий их, пропускающий через себя, выдавливающий с другого конца и тянущийся за новой порцией…

Ночью дороги затихают. Тогда их могут использовать и коричневый тигр, и черный волк — кто скажет хоть слово против, за исключением застигнутого ночью путника, который после встречи с ними больше не скажет ничего.

Фермерство в Мога — такая же тяжкая работа, как и везде. У животных рождается столько же мутов, как и в любом другом месте; пошлины, собираемые бандитами, высоки; труд каторжный и не слишком выгодный, заставляющий уже в сорок лет чувствовать себя глубоким стариком; и лишь немногие фермеры могут позволить себе купить раба. Однако люди приспосабливаются к этой жизни, равно как и в других местах, где жизнь еще более тяжела, чем в Мога. Климат не столь жарок и не так способствует малярии, как в Пене. Развита торговля лесом и скаковыми лошадьми; есть и производство, хотя оно не может тягаться с промышленностью Катскила или Нуина. Фабрика по производству бочонков в Скоаре в качестве побочного продукта стала производить гробы и немало преуспела — они называли это «предприимчивостью янки». Да, они выживают, эта бедная чванливая человеческая раса, совершенно перемешавшаяся и готовая ко всему — какой она была всегда и, возможно, будет всегда, до тех самых пор, пока солнце не спалит ее, что, вне всякого сомнения, случится лишь после дождичка в четверг…