Андрей Аливердиев - Проходящие сквозь

Книга состояла из двух частей. Первая представляла собой бессвязный дневник, вторая - собственно рукопись, название которой было вынесено на обложку. Причем слово рукопись я употребил не случайно. И, как оказалось впоследствии, не я один. Это действительно был ротапринт рукописного текста с чередующимися графическими иллюстрациями. Иллюстрациями, не поддающимися описанию.

Однако, чтобы не быть голословным, я все же попробую это сделать.

Вам когда-нибудь приходилось что-то рисовать?( Вопрос, конечно, адресован не к профессиональным художникам.) Наверно приходилось. Хотя бы сидя на какой-нибудь нудной лекции. И может быть, вы тоже обратили внимание, что пока рисунок находится в процессе рисования, он кажется как бы живым. Но стоит на минуту отвлечься, и эта живость куда-то исчезает, и рисунок выглядит таким, каков он есть - с совершенно непохожими на задумку чертами и пропорциями, правильными, только под косым углом зрения.

Не знаю, как объясняют этот феномен психологи, и объясняют ли они его вообще, но скорее всего дело тут состоит в том, что пока рисунок создается, подсознание автора оживляет его невидимыми, но ощущаемыми (правда, к сожалению, только автором) чертами, которые потом развеиваются, ибо недостаток таланта или умения не придает им "твердой" основы в виде линий на бумаги, а наоборот рисует лишние лишенные жизни линии. Талант же настоящего художника-графика и состоит в том, чтобы эти невидимые черты, как раз и получили материальную основу в виде точных линий. И когда рисунок действительно хорош, его внутренняя жизнь передается любому смотрящему, если последний обладает хоть маломальской долей творческого мышления.

Так вот, жизнь из представших моему взору рисунков била, как извергающийся гейзер. А то, что изображали они демонов, поедающих друг друга мертвецов и прочую мерзость, производило то еще впечатление. Не сочтите меня сумасшедшим, но эти рисунки, как бы втягивали смотрящего вовнутрь.

Я резко пролистал страницы, и напоролся на цветную вставку, выполненную в том же, так сказать, жанре, но уже в масле. От нее на меня пахнуло таким жаром, то я в ужасе захлопнул книгу.

Повторюсь, что я не сумасшедший и не очень суеверный, но мне показалось, что изображенные на ней демоны вот-вот прорвут эфемерную грань глянцевой бумаги, и окажутся передо мной.

Я еще раз осторожно, открыл книгу, на этот раз на страницах дневника. И в этот момент в комнату зашла Юля.

Она буквально вырвала книгу из моих рук. Единственное, что я успел прочитать, было:

"Друзья спрашивают меня, читаю ли я сам то, что пишу. Думаю, они подкалывают меня. Но правда состоит в том, что, закончив Рукопись, я так ни разу не заставил себя открыть ее вновь. Она живет своей жизнью, и эта жизнь ужасна. Несколько раз я пытался сжечь ее, но она сильнее меня..."

- Никогда не трогай эту книгу!! - сказала она мне.

- А что в ней такого?

- Ты наверно уже успел ощутить это на себе. Она живая.

- ???

- Это последняя книга Хармса. Написав ее, он сошел с ума.

- Судя по тому, что я успел увидеть, последнее могло произойти несколько раньше, - к месту повторил я остроту, вычитанную когда-то у Роберта Асприна.

- Может быть, - согласилась она, так что я не совсем понял, оценила ли она мою остроту или нет, - Но он был не просто сумасшедшим.

- То есть?

- Ты знаешь, как он умер?

- ???

- Его нашли разорванным на части в закрытой палате. Тело так и не удалось опознать. Кстати, все, кто решался до конца прочесть его рукопись, тоже сходили с ума. Не случайно, как видишь, сама Рукопись не набрана, а ротапринтно воспроизведена. Кстати, типография, где она печаталась, сгорела с большей частью тиража. Так что это раритетное издание.

- Да, ну, - иронично произнес я, хотя, памятуя о собственных впечатлениях, начал в это верить. - А вот цветные рисунки. Трудно поверить, что они сделаны той же рукой, что и графика.

- Ты прав. Их сделала его жена. Она тоже сошла с ума.

- Логично. А ты сама как думаешь этого избежать?

- А я читаю осторожно. И предохраняюсь, - она запнулась.

- Интересно как, - я не мог не съязвить.

Она покраснела.

- Тебе это пока не нужно. Давай лучше сменим тему.

- Ну, сменим, так сменим. А этот Хармс...

Ее выразительный взгляд надо было видеть.

- Этот Хармс, - все же продолжил я, - он - тот самый детский писатель?

- Нет, что ты. Просто однофамилец.

Кстати, ты помнишь мы спрашивали про "Некрономикон"? Так вот, многое Хармс позаимствовал именно из него. Хотя кроме этого он проработал едва ли не всю демонологическую литературу Запада.

Не знаю, на сколько вторая фраза была кстати первой, но если она сама возвращалась к исходной теме, то мне это было интересно и подавно.

- Кстати, - вставил я, кстати, ее любимое слово, - Я много слышал об этом "Некрономиконе", но толком ничего не знаю.

- О, с этой книгой связана большая история. Ты не читал Говарда Лавкрафта?

- Нет, но видел фильмы по его произведениям.

- Значит, некоторое представление имеешь.

- Самое малое. И готов узнать больше.

- Что ж садись и слушай.

Я послушался, и опустился в кресло. Она устроилась в кресле напротив и начала свой рассказ.

Собственно рассказ был не очень длинный, и включал лишь самые общие сведения об этой книге мертвых имен и ее авторе Аль-Хазрете, якобы сумевшем заглянуть за грань и узреть мир существующий вне. Пользуясь этим, он написал историю о Тех, кто был до, и Тех, кто придет после, а также рекомендации практической магии, пользуясь которой можно проникать в другие пространства и оживлять мертвецов. Простите за сумбур, но я как мог, выразил свое тогдашнее понимание того вопроса. Тем более, что я совершенно не мог сосредоточиться на рассказе, с жадностью созерцая соблазнительные изгибы Юлиного тела. Но это уже другой разговор. Тем более, что дальше оного дело не шло. А жаль.

Главное же, что я узнал, было то, что Юля и компания действительно являются последователями Аль-Хозрета и Хармса. И мне было предложено к ним присоединиться. Предложено пока одной Юлей, но компания вот-вот должна была подтянуться. Конечно же я с радостью согласился.

И как только я торжественно объявил о своем согласии, намереваясь подтвердить его дружеским, но все же поцелуем, который в принципе мог бы иметь еще какое значение для дальнейшего развития отношений, как зазвонил обломистый звонок. В дверях стояли уже известная вам Лера, Стас - большой белый качок лет двадцати пяти, и Лаврик, о котором я сразу высказался про себя словами В. Высотского: "А соседа вашего, мерзавца, забирают, потому что он на Берию похож". Он действительно настолько походил на своего знаменитого тезку, что я бы его в компанию точно не принял бы. Вот так посмотрел бы, и не принял бы. Шутка, конечно. Но как известно, в каждой шутке есть доля... шутки. А остальное правда. Кстати говоря, Лере и, особенно, Стасу Лаврик тоже явно не нравился. Как, впрочем, и я. Будучи слишком большим, слишком блондинистым, и слишком смазливым, Стас с плохо скрываемым презрением относился к тем, кому повезло меньше. Особенно, если у них был более горбатый нос, более темная кожа, более темные и более вьющиеся волосы. А если к этому добавить, что я еще и не совсем выговаривал самую невыговариваемую букву русского алфавита, то со мной с его стороны было все ясно. С Лавриком тоже. Но девчонки были от него без ума, и потому его место в компании было всегда забронировано. Еще через четверть часа причапал Артур.