Пол Андерсон - Исав

Мы нашли очень мало рынков, по крайней мере таких, где можно продать все, что мы хотели. Чтобы «голубой Джек» проявил свои полезные свойства, необходима специальная биохимия, поэтому синтез обошелся бы нам дороже, учитывая исследования и стоимость перевозок из центров химлабораторий, чем непосредственная закупка растений у аборигенов Сулеймана с расчетом обычными товарами. В последнем случае мы могли бы рассчитывать на небольшую прибыль, прямо-таки крошечную — вся операция едва окупила бы себя. Но поскольку все шло тихо-мирно, что ж, почему бы и не получить несколько честных процентов?

И несколько лет все действительно было тихо-мирно. Аборигены охотно сотрудничали с нами, забивая пакгаузы «голубым Джеком». А мы, заключая контракты с фрахтовочной линией на регулярные рейсы, имели возможность не вкладывать капитал в эксплуатацию своих судов. Да, временами случались и непредвиденные осложнения: плохие урожаи, налеты бандитских шаек на караваны, возрастающая жадность вождей — в общем, самая обычная рутина, с которой без труда мог справиться любой компетентный агент, потому-то мне никогда и не докучали докладами на эту тему.

А потом — Ахмед, еще пива! — случилась настоящая беда. Лучший рынок «голубого Джека» находится на планете, которую мы называем Бабуром. Ее звезда, Могул, располагается в том же регионе, примерно на расстоянии тридцати световых лет от Османа. Наиболее развитая ее страна сотрудничала с Технической цивилизацией в течение десятилетий. Модернизируя свою технологию, бабуриты главным образом интересовались почему-то робототехникой, но наконец им все же удалось скопить межпланетной валюты достаточно, чтобы оплатить постройку нескольких гиперлетов и обучение экипажей. Так что с тех пор Солнечная Федерация и другие силы вынуждены обращаться с ними более уважительно: бласт-пушки и атомные ракеты, безусловно, благотворно влияют на манеры, черт побери! Они по-прежнему не ахти какие важные птицы, но зато амбиции у них — будь здоров. И по их мнению, «голубой Джек», пользующийся большим спросом на внутреннем рынке, — это далеко не второстепенная вещь.

Ван Рийн наклонился вперед, сминая расшитый камзол, обтягивавший его брюхо.

— Вы, наверное, не понимаете, зачем я рассказываю то, что вам и так прекрасно известно, а? — спросил он. — Когда мне нужен подробный доклад о какой-либо ситуации, особенно в таком плохо изученном мире, как Сулейман, я не могу изучить все сведения, поступившие за десятилетия. Поэтому я отбираю данные и затем суммирую их. И вот теперь с вашей помощью (ведь вы непосредственный участник событий) я проверяю, выдала ли мне машина все, что имеет значение для нашего разговора. Как по-вашему, все пока верно?

— Да, — ответил Долмади, — но…

Ивонна Веланкот подняла глаза от панели с приборами, когда мимо открытой двери ее сопоставительной лаборатории прошел Долмади.

— Что случилось, Эмиль? — спросила она. — Я слышала, как ты протопал через весь холл.

Долмади остановился, чтобы посмотреть на нее. Там, где условия жизни людей были приближены к земным, их одежда сводилась к минимуму, и он давно привык видеть женщин и мужчин полуобнаженными, но Ивонна… Он думал, что ее светлые волосы и стройная фигура потому производили на него такое впечатление, что сам он родился и вырос на Алтае. Колонистам этой холодной планеты волей-неволей приходилось постоянно носить теплую одежду. Тот же инстинкт выживания выработал в них аскетические привычки, и, кроме того, будучи фактически изолированными в огромном неисследованном пограничном секторе, они получали очень мало новостей о развитии Технической цивилизации.

Когда полдюжины людей оказываются в мире, самый воздух которого смертелен для них, когда существа одной с ними расы не прилетают даже в гости, потому что корабль, совершающий регулярные рейсы сюда, принадлежит грузовой компании с Артемиды, тогда им остается только одно: вести свободный и непринужденный образ жизни. Когда Долмади проходил подготовку перед назначением на этот пост, ему все доходчиво объяснили, и он понял и смирился с этим, но все же сомневался, что когда-нибудь привыкнет к поведению своих искушенных в житейских делах подчиненных.

— Не знаю, — ответил он девушке. — Талассократ хочет, чтобы я явился во дворец.

— Странно, ведь он прекрасно знает, как наносятся видеовизиты.

— Да, но какой-то чиновник принес вести о некоторых неприятностях в Нагорье, а подойти к видеофону он отказывается. Наверно, боится, как бы у него не похитили душу.

— М-м-м… не думаю. Как тебе известно, мы все еще пытаемся составить диаграмму основы психологии сулейманитов, и неадекватными по-прежнему остаются лишь данные о трех-четырех культурах… но у них, кажется, нет свойственной людям склонности к анимизму. Обряды — да, в изобилии, но ничего такого, что можно было бы назвать магией или религией.

Долмади отрывисто рассмеялся.

— Иногда мне кажется, что весь мой персонал считает нашу коммерцию чертовски досадной помехой на пути развития их драгоценной науки.

— Ты не так уж далек от истины, — обворожительно улыбнулась Ивонна. — Что еще могло бы нас здесь удерживать, как не возможность проводить исследования?

— И как долго продлились бы ваши исследования, если б компания вдруг закрыла эту базу? — вспылил Долмади. — А она это сделает, если мы начнем терпеть убытки. Моя обязанность — следить за тем, чтобы этого не случилось. И вы могли бы помочь мне.

Ивонна соскользнула с табуретки, подошла к нему и нежно поцеловала. От ее волос повеяло незабываемым запахом степной травы родного Алтая, нагретой оранжевым солнцем.

— Но разве мы тебе не помогаем? — пробормотала она. — Прости, дорогой.

Закусив губу, Эмиль смотрел мимо нее, и взгляд его скользил по многоцветным фрескам, которые годами рисовали на стенах колонисты, стараясь скоротать время.

— Нет, это я должен извиниться, — сказал он с неловкой прямотой, свойственной его народу. — Конечно же, вы все — ребята что надо, и… Все дело во мне. Ну кто я такой? Самый младший среди вас, полуцивилизованный пастух, от которого хотят, чтобы он следил за нормальным течением дел… на одном из самых преуспевающих аванпостов этого сектора… и после каких-то пятнадцати месяцев…

«Если у меня ничего не получится, — думал он, — что ж, я смогу вернуться домой, вне всякого сомнения, и тем самым перечеркну жертву, которую принесли мои родители, чтобы послать меня в школу управленческого персонала на другой планете; пренебрегу счастливой случайностью, благодаря которой „Пряности и Напитки“ заняли вакантное место, а опытного служащего, который мог бы возглавить это, в тот момент не нашлось; наконец, я должен буду оставить всякую надежду попасть когда-нибудь в новые, неисследованные миры, где от человека требуется абсолютно все, на что он способен. О да, неудача — это еще не конец. Так считал бы каждый, но только не я, хотя у меня нет слов, чтобы объяснить, почему такой исход был бы для меня фатальным».