Евгений Лукин - Ты, и никто другой

Оглянулся на серый прямоугольник входа. Разумеется, никто за ним не шёл, никто его не выслеживал, никому это не было нужно.

Крайнее правое ответвление «ствола» — тёмное, заброшенное — издавна служило свалкой отыгравших декораций. Андрей свернул именно туда.

В углу «кармана» он ощупью нашёл кипу старых до трухлявости щитов, за которыми скрывался вход в ещё один «карман», ни на одном плане не обозначенный. Андрей протиснулся между щитами и стеной. Остановился — переждать сердцебиение. Потом поднырнул под горбатый фанерный мостик.

…На полу и на стенах каменной коробки лежал ровный зеленоватый полусвет. По углам громоздились мохнатые от пыли развалины деревянных конструкций. А в середине, в метре над каменным полом, парил в воздухе цветной шар света, огромный одуванчик, округлое окно с нечёткими и как бы размытыми краями. Словно капнули на серую пыльную действительность концентрированной кислотой и прожгли насквозь, открыв за ней иную — яркую, ясную.

И окно это не было плоским; если обойти его кругом, оно почти не менялось, оставаясь овалом неправильной формы. Окно во все стороны: наклонишься над ним — увидишь траву, мурашей, заглянешь снизу — увидишь небо.

Со стороны фанерного мостика просматривался кусок степи и — совсем близко, рукой подать — пластмассовый, словно игрушечный коттеджик, избушка на курьих ножках. Строеньице и впрямь стояло на мощном металлическом стержне, распадающемся внизу на три мощных корня. Или когтя.

Ветер наклонял траву, и она мела снизу ступеньку висячего крылечка-трапа.

Девушка сидела, склонив голову, поэтому Андрей не видел её лица — только массу светлых пепельных волос.

Не отводя глаз от этого воздушного окошка, он протянул руку и нащупал полуразвалившийся трон, выдранный им вчера из общей груды хлама и установленный в точке, откуда видно коттеджик, крыльцо, а когда повезёт — девушку.

Она подняла голову и посмотрела на Андрея. И он опять замер, хотя ещё в первый раз понял, что увидеть его она не может.

Однажды вечером после спектакля они разбирали павильон, и мимо Андрея пронесли круглый проволочный куст, усаженный бумажными розами. В непонятной тревоге он проследил, как уплывает за кулисы этот шуршащий ворох причудливо измятой грязновато-розовой тонкой бумаги — и вдруг понял, что всё кончено.

Это было необъяснимо — ничего ведь не произошло… Правда, эпизодическую роль передали другому — недавно принятому в труппу молодому актёру… Правда, висел вторую неделю возле курилки последний выговор за появление на работе в нетрезвом виде… Правда, жена после долгих колебаний решилась-таки подать на развод… Неприятности. Просто неприятности, и только. Поправимые, во всяком случае, не смертельные.

Но вот мимо пронесли этот проклятый куст, и что-то случилось с Андреем. Вся несложившаяся жизнь — по его вине не сложившаяся! — разом напомнила о себе, и спастись от этого было уже невозможно.

…Рисовал оригинальные акварельки, писал дерзкие, благозвучные, вполне грамотные стихи, почти профессионально владел гитарой, пел верным тенорком свои и чужие песни… С ума сойти! Столько талантов — и всё одному человеку!..

— Андрей, ну ты что стоишь? Помоги Серёге откосы снять…

…Как же это он не сумел сориентироваться после первых неудач, не сообразил выбрать занятие попрозаичнее и понадёжнее? Ах, эта детская вера в свою исключительность! Ну, конечно! Когда он завоюет провинцию, столица вспомнит, от кого отказалась!.. Отслужил в армии, устроился монтировщиком в городской театр драмы, где при возможности совершал вылазки на сцену в эпизодах и массовках… Это ненадолго. На полгода, не больше. Потом его заметят, и начнётся восхождение…

— Ты что всё роняешь, Андрей? После вчерашнего, что ли?

…Первой от иллюзий излечилась жена. «Ой, да брось ты, Лара! Тоже нашла звезду театра! Вбегает в бескозырке: „Товарищ командир, третий не отвечает!“ Вот и вся роль. Ты лучше спроси, сколько эта звезда денег домой приносит…»

…Менялась репутация, менялся характер. Андрей и раньше слыл остряком, но теперь он хохмил усиленно, хохмил так, словно хотел утвердить себя хотя бы в этом. Шутки его, однако, из года в год утрачивали остроту и становились всё более сальными…

…Машинально завяз в монтировщиках. Машинально начал выпивать. Машинально сошёлся с Леной Щабиной. Два года жизни — машинально…

— Нет, мужики, что ни говорите, а Грузинов ваш — редкого ума идиот! Я в оперетте работал, в ТЮЗе работал — нигде больше щиты на ножки не ставят, только у вас…

Сегодня утром он нашёл на столе записку жены, трясясь с похмелья прочёл — и остался почти спокоен. Он знал, что разрыв неизбежен. Случилось то, что должно было случиться…

Но вот пронесли этот безобразный венок, и память предъявила счёт за всё. Она словно решила убить своего хозяина…

Монтировщики разбирали павильон, профессионально, без суеты раскрепляли части станка, перевёртывали щиты, выбивали из гнёзд трубчатые ножки. Громоздкие декорации к удивительной печальной сказке со счастливым, неожиданным, как подарок, концом; сказке, в которой Андрей когда-то мечтал сыграть хотя бы маленькую, в несколько реплик, роль…

Всё! Нет больше Андрея Склярова! Нету! Истратился! Это не павильон — это разбирали его жизнь, нелепую, неполучившуюся.

Андрей уронил молоток и побрёл со сцены с единственным желанием — уйти, забиться в какую-нибудь щель, закрыть глаза и ничего не знать…

Он пришёл в себя в неосвещённом заброшенном «кармане» среди пыльных фанерных развалин, а прямо над ним, лежащим на каменном полу, парил огромный синий одуванчик, слегка размытый по краям овал неба, проталина в иной мир.

Девушка вскинула голову и чуть подалась вперёд, всматриваясь во что-то невидимое Андрею, и он в который раз поймал себя на том, что невольно повторяет её движения.

Наверное, что-нибудь услышала. Звук оттуда не проникал — кино было в цвете, но немое.

Девушка спрыгнула с крылечка, и ему пришлось подняться с трона и отступить вправо, чтобы не потерять её из виду. Теперь в окошке появилась синяя излучина реки на горизонте, а над ней — крохотные отсюда (а на самом деле, наверное, колоссальные) полупрозрачные спирали: то ли дома, то ли чёрт знает что такое. Населённый пункт, скорее всего.

Прямо перед Андреем лежала очищенная от травы площадка, издырявленная норами, какие роют суслики. Он-то знал, что там за суслики, и поэтому не удивился, когда из одной такой дыры выскочили и спрятались в соседней два взъерошенных существа — этакие бильярдные шары, из которых во все стороны торчат проволочки, стерженьки, стеклянные трубочки.