Станислав Гагарин - Деревня Серебровка

…Мы сидели с Клавой в нашей избе у раскрытого окна, и я рассказывал ей все, что знал о медицинской службе в Японии и Австралии. В самый разгар беседы на улице показался велосипедист. Ехал он со средней скоростью, а когда поравнялся с сельсоветом, оторвал от руля правую руку и помахал нам с Клавой.

– Послушай, Клава! – воскликнул я. – Так это же Антон… Он что, тоже здесь отдыхает?

С Антоном мы жили вместе в интернате. В школу он пошел на год раньше меня, потом болел, отстал, и в пятом классе мы сидели уже за одной партой. Не по возрасту сильный, выше любого из нас на голову, Антон был безобиднейшим существом. Трогать его боялись – мог ненароком пришибить задиру, но в игры, боевые мальчишеские игры, Антона принимали с неохотой. Он не умел разозлиться, а какая же война без злости…

Школу Антон закончил с золотой медалью и уехал учиться на физический факультет.

– Что же не сказала ничего о нем? – укорил я Клаву. – Старый корешок ведь в деревню приехал!

– Сказать нечего, Витя… Антон – наша общая печаль.

Клава рассказала мне, что Антон приехал в академический отпуск по болезни. Устроился сельским почтальоном, гоняет на велосипеде. С виду – здоров и работает исправно. Но ведь в физики ладил парень! Год прошел, а возвращаться Антон вроде не собирается. Все считают: перенапрягся Антон…

– А ты, доктор, что думаешь?

– Не верю я в эту болезнь. Светлая у него голова, у Антона. Ты бы посмотрел, какую он лабораторию у себя оборудовал!

– А чего же он мне не объявился? И ты молчала…

– Говорила ему… Просил подождать. Не готов, говорит, к этой встрече, когда смогу, сам приду.

Назавтра была субботе. У Клавы нашлись дела в райцентре, и я, конечно, увязался с нею. В Бакшееве мы навестили Клавиных родственников и остались на концерт, а после него едва успели на последний автобус… Хорошо, что я захватил с собою фонарик. Он нам пригодился, когда двинулись от большака лесом. Медленно брели мы сквозь строй едва угадываемых в темноте сосен. Порой я включал фонарик, луч света выхватывал песчаное полотно дороги.

Мы подходили уже к самому обрыву, когда неясное предчувствие охватило меня. Догадывался, что сейчас произойдет, но заботило прежде всего, как уберечь от потрясения Клаву.

Еще несколько шагов к обрыву – и мне уже видно, что внизу деревни Серебровки нет. Хотя и поздно, но на главной улице должны гореть фонари. Да и других огней в деревне полно…

– Мы заблудились, – сказал я, – пошли обратно.

Мы отошли не больше двухсот метров, как вдруг услышали металлический лязг, глухой удар и болезненный вскрик. Бросились назад. В свете фонаря я увидел велосипед с мешком или сумкой на багажнике, лежащий на боку, а рядом силившегося подняться огромного человека. Клава первой подхватила его, а когда он поднял голову, я узнал в незадачливом велосипедисте Антона Мезовцева… Велосипед его наскочил на придорожный камень и был вполне целехонек, а вот седок сильно разбил колено.

Мы отвели Антона в деревню и сдали на руки его деду, старому Захару Ивановичу, который тут же принялся заваривать корешки для примочек. В суматохе этих хлопот я забыл даже удивиться тому, что деревня оказалась на прежнем месте. И уже дома, размышляя о случившемся, решил съездить в Каменогорск, посоветоваться с одним из земляков. Он был опытным психиатром.

«Надо показаться ему, – подумал я, уже засыпая. – А то мало ли что может привидеться мне на мостике во время рейса…»

Рано утром меня разбудила бабушка Дуня.

– Там этот пришел, – ворчливо проговорила она. – «Разбуди да разбуди…» И отдохнуть парню не дадут. Колдун старый…

– Да кто пришел, баба Дуня?

– Захар Мезовцев, кто же еще… И не объяснит телком, молчун эдакий. «Разбуди да разбуди».

Я выскочил на крыльцо и поздоровался с дедом Захаром, высоким, несколько согнувшимся стариком с кустистыми бровями, из-под которых голубели зоркие еще глаза. У ног деда Захара ползал в умилении наш цепной Тарзан, самый свирепый пес во всей Серебровке.

– Антон тебя кличет, – сказал дед Захар. – Пойдем.

– Так не завтракал еще, – возразила бабушка. – Куда его тянешь спозаранку?

– Накормлю, – коротко бросил суровый дед, и мы пошли со двора.

Изба у Мезовцевых была большая, и всю ее Антон превратил в лабораторию. Я застал его уже на ногах. Прихрамывая, ходил он от прибора к прибору, подкручивал, включал и выключал их.

– Чем ты тут занимаешься? – спросил я.

– А ты знаешь, что такое топология? – в свою очередь спросил он.

– Это связано как-то с топографией? Или с математикой?.. Знакомое слово, а припомнить не могу.

– Ты дважды попал в точку, – улыбнулся Антон, – только не в десятку, а около… Верно, у топологии и топографии общий главный корень, греческое слово «оро» – место, местность. Топология – один из разделов математики, эта наука изучает наиболее общие свойства геометрических фигур. Но, представь себе, именно те свойства, которые не изменяются при любых преобразованиях этих фигур. Лишь бы при этом не производилось разрывов и склеек. Вот, скажем, окружность, эллипс, контур круга имеют одни и те же топологические свойства. Ведь окружность можно деформировать в квадрат, и наоборот. При этом вовсе не разрывая линии, ограничивающей занимаемое фигурой пространство…

– Погоди, – сказал я, – дай отдышаться. Что-то я недопонимаю… Значит, возможны изменения какой-либо геометрической фигуры без механического вмешательства?

– Вот именно, – удовлетворенно хмыкнул Антон. – Этим и занимается топология. Наука сия весьма мудреная, без особой подготовки в ее законах не разобраться. Одно ты уже уяснил: можно преобразовать любую геометрическую фигуру без производства, так сказать, «разрывов и склеек», того, что ты назвал «механическим вмешательством». Я и задумался над тем, как искусственно вызвать такое преобразование. Другими словами, из куба сделать многогранник, октаэдр превратить в тетраэдр, додекаэдр в пентаэдр, и наоборот. Начал работать с простейшими фигурами, увлекся, хотя дело вначале не пошло, знаний недоставало и опыта, ведь я физик-теоретик и с топологией был знаком поверхностно. Потом наладилось, о диссертации и думать забыл… Меня увещевали, но бросить задуманное уже не мог. Сидеть же на шее у государства было совестно. Тогда сказался больным и уехал в Серебровку, вызвав всеобщее недоумение и в университете, и в деревне.

– Еще бы, – проговорил я, дернув плечом, – блестящий аспирант-физик подается вдруг в сельские почтальоны. Я первым решил, что у тебя не все дома.

– Спасибо, – церемонно поклонился Антон. – У тебя нормальная реакция заурядного обывателя. Нет, нет, Витя, ты, конечно, не обыватель. Ты штурман дальнего плавания, но человек, извини, вполне нормальный…