И. Дмитриев - Эффект Белова

— Я не говорил, что они идентичны, черт тебя побери! — взрывается наконец невозмутимый Петти. — Я не физик и не хочу углубляться в тонкости теории Узловых Переходов. Я говорю только о принципиальной возможности такого сходства. Это почти доказал Белов, и, если бы не его гибель, я бы сейчас не спорил с тобой.

— Гибель Белова еще ничего не доказывает, — упрямится Сомов.

— Я читал его отчет, — Петти кивнул в сторону космонавта, по-прежнему молча сидящего у окна, — о чрезвычайном происшествии на «Кристалле». Эксперимент, который произвел Белов на глазах экипажа, говорит сам за себя. Белов почти всю жизнь провел на звездолетах, классифицируя поля в пространстве. И он нашел поле, резонирующее с психодинамическим полем мозга. Я уверен в этом.

— Я тоже читал этот отчет. Помню, с каким нетерпением я ждал его после сообщения с Лоры об исчезновении Белова. Однако я не уверен, что оно связано с резонансом полей. Тут что-то другое. Может быть…

— Ничего другого! — воскликнул Петти. — Ничего другого! Жаль, что у меня нет под рукой отчета. Постой… Попросим его рассказать. Поподробней. А?! Это будет получше отчета.

— Я слышал ваш разговор, — неожиданно прозвучал голос космонавта, непривычно глухой и напряженный. — Мне кажется, Петти прав.

— Это очень интересно, — бросил Сергей, пододвигая свое кресло к креслу космонавта.

— Это было… — начал космонавт.

— Нужно было поговорить об этом раньше, — озабоченно заметил Петти.

— Не мешай ему!—воскликнул Сомов. — Что за несносная манера перебивать!

— Это было девять лет назад. С экипажем в пять человек я шел на «Кристалле» к Эпсилон Эридану.

— Это тот самый Эпсилон, откуда пришел тунгусский метеорит?

— Этот человек сведет нас с ума! — вскричал Сергей, всплеснув в отчаянии руками.

— Да, к Эпсилон Эридану, — повторил космонавт, глядя на Петти все тем же странным взглядом. — Это было девять лет назад! С грузом продовольствия и оборудования для колонистов я шел по хорошо изученной — заметьте! хорошо изученной! — трассе к четвертой планете Эпсилон Эридана, которую в честь своей жены капитан «Каравеллы-II» Ивона Машутич, назвал Лорой.

— Я слышал об этой планете! — воскликнул неисправимый Петти. — О ее чудовищах, полупресмыкающихся, полуящерах.

— Да, эти сине-желтые твари — настоящие дьяволы. Наши колонисты на Лоре подверглись их нападению и оказались запертыми в подземелье, сделанном для сейсмологических наблюдений. Они едва успели послать SOS. Астробиолог Белов летел с нами до Лоры. — Космонавт внимательно посмотрел на своих притихших друзей и медленно, со значением, продолжал: — Как я уже сказал, маршрут был хорошо известен, и я не видел в рейсе ничего такого, что потребовало бы от экипажа «Кристалла» особых усилий. Однако на пятнадцатой неделе по независимому времени звездолета произошли события, которые до сего времени я считаю необъяснимыми. На пятнадцатой неделе, как я уже сказал, по часам «Кристалла», Эпсилон Эридана, дрожащая на перекрестке курсового локатора, совершенно неожиданно сначала плавно, затем все быстрее поплыла вправо! Я видел это собственными глазами! И штурман видел! Это было так невероятно, что я несколько раз ударил себя кулаком по лбу.

— Почему это так невероятно, что ты… — Петти замолчал, увидев негодующий жест Сомова.

— Потому что на скорости в ноль восемьдесят пять C[5] резкое отклонение от курса хотя бы на полградуса приведет к мгновенному уничтожению всего живого и неживого на звездолете. Впрочем, и сам звездолет превратится в облако элементарных частиц. А тут в течение полуминуты Эпсилон Эридана на моих глазах перешла с центрального экрана на бортовой! Звездолет резко изменил направление полета!

— Невероятно! — вскричал Сомов.

— Да! Невероятно! Но тем не менее я видел это так же ясно, как вижу сейчас вас. — Космонавт остановился перед физиком и нейропсихологом и посмотрел на них твердым ясным взглядом. — Странно. Верно? С одной стороны приборы фиксируют поворот, с другой — физическую невозможность его. Я почувствовал дурноту, в глазах поплыли радужные круги, и я потерял сознание. Не знаю, сколько это состояние длилось. Как я потом узнал, вся команда чувствовала то же. Но когда я очнулся, я увидел нечто такое, что заставило меня решить… что я сошел сума. По-видимому, штурман, находившийся вместе со мной в Центральном посту, подумал про себя то же самое, и мы долго не решались открыть друг перед другом свои ощущения.

— Ну? И что же вы увидели? — воскликнул Петти, сгорая от любопытства.

— Представьте себе небо Ленинграда в период белых ночей. Белесое, слабо и равномерно освещенное изнутри, но покрытое… — Космонавт остановился посреди комнаты и снова посмотрел на своих собеседников — Покрытое черными точками звезд! Черные звезды! Это было необычайное зрелище! Казалось, все небо было затянуто светящейся вуалью, в которой иглой в беспорядке накололи дырок, и сквозь них просвечивало черное ничто. Это… это было страшное небо!

— Н-небо навыворот! — заикаясь от волнения, произнес Петти, с торжеством глядя на Сомова. — Говорил же я, что ясно себе представляю…

— Помолчи, Петти! — с досадой сказал Сергей.

— С удовольствием, но ты должен признать, что я удивительно точно…

— Перестаньте! — сказал космонавт. — Я еще не кончил. — «Небо навыворот»! Этого мало! Созвездия, усеявшие это жуткое небо, были совершенно незнакомы, и только случайно, увидев их отраженными в никелированной оправе какого-то прибора, я понял, что небо не только навыворот, это небо было зеркальным отображением нашего неба, неба, из которого мы прибыли в эту страну чудес. После этого мы смогли определить и нашли, что мы никуда не «проваливались», как я подумал сначала, а находимся в той же точке пространства, только Эпсилон Эридана упрямо чернела, но уже на левом бортовом экране. Постепенно мы перестали удивляться и попытались выбраться из зоны белого неба. Я включил двигатели, однако все наши попытки изменить курс и посадить непокорную звезду на перекрестье курсового экрана ни к чему не привели. Звездолет, к нашему удивлению, вышел из повиновения. Мы с ужасом убеждались, что все более и более отклоняемся от цели. Мы были совершенно уверены, что «Кристалл» уходит от курса по прямой, к нему перпендикулярной. И мы были бессильны что-либо предпринять. Ощущение было такое, что скорость звездолета медленно, но неумолимо возрастала. Приборы вели себя так, что ни одному из них нельзя было верить. Показания менялись быстро и беспорядочно. Мы шли вслепую и были игрушкой в руках неведомых мощных сил. В это время и исчез Белов…