Наталья Егорова - Хит сезона

Машка шмыгнула носом.

– Ну ладно. Чтоб на тебя не ругались - ладно...

– Напиши что-нибудь доброе, нейтральное... - заискивающе предложил папаша. - Например, как бы ты построила много красивых удобных домов, или цветы везде посадила... Или чтоб в парке памятник кому-нибудь поставить...

– Шопенгауэру, - закивала Машка, поправляя очки на курносой кнопке носа.

– Кому?

– Шопенгауэру. Который говорил, что вся жизнь человека - страдание, - серьезно процитировал ребенок.

Гриф обалдело пригладил макушку.

– А почему ему-то?

– Жалко его, - пояснила дочка. - Представляешь, как ему тяжело было всю жизнь страдать изо всех сил.

Грифа охватила легкая паника.

– Ага. Ты, Мань, это... Может, тебе лучше Сетон-Томпсона почитать? Или Пришвина там, а?

– Ты чего, пап? Это ж для детей! - возмутилась девочка. - Ты еще скажи, Бианки с Носовым!

– А чего... хорошие писатели, - растерянно забормотал Вовка. - И в списке для внеклассного чтения были...

– Да этот список прям как для детсадовцев, - презрительно сморщилась Машка. - Я вот в книжном нового Стерлинга видела. Пап, я куплю, ладно?

Вовка с некоторым сомнением кивнул, в очередной раз дав себе слово полистать на досуге Машкины книжки. А то мало ли...

***

– Слыхал, Лексеич, чего Айльбибековы учудили? - зам по маркетингу Чуров на ходу щедро зачерпнул из мешка кунжутного семени и отправил в рот. - Ж-жны в хыб зпкьют.

Гриф непонимающе поднял брови.

– Жетоны в хлеб запекают, - пояснил Чуров, судорожно проглотив кунжут. - Металлические. Все метро рекламой заклеили: "Собери пять жетонов и выиграй безумную неделю на Эквадоре".

– Так зубы же поломают все! - засомневался Вовка.

– Уже! - радостно подтвердил тот. - В "Новостищах" писали. Так у них на упаковке меленько написано "Употребление батона в пищу может быть связано с риском для здоровья." Фиг чего отсудишь! А потом, говорят, они договор со стоматологами заключили.

– И чего, покупают? Батоны?

– Еще как! Халяву же обещали. Но если б только это... Вчера зарегистрировано объединение "Квадратная булка", принимают всех желающих. "Отруби" с "Приятным аппетитом" уже вступили, 15-й хлебокомбинат, "Бабушкины пирожки", еще пекарен двадцать мелких...

– Это они не подумавши, накануне голосования-то.

– Не скажи, Лексеич. Массой задавить могут.

Вовка удрученно забарабанил пальцами по столу.

– Мне нужна идея. Большая свежая идея, - и мрачно уставился в дверь, словно ожидая, что идея сама войдет в пекарню.

Дверь в самом деле отворилась, хлопнув об стену. Но вместо абстрактной идеи на пороге обнаружилась вполне материальная кондитер-дизайнер.

– Владимир Алексеич, ну я не знаю, что с Кошенком делать! - плаксиво заявила Раечка. - Он опять гири к рукам присобачил и глаза завязывает.

Гриф взрыкнул и потрусил разбираться.

Кошенок был третьей головной болью "Хлебушка" - после Айльбибековых и гения Рысевича. Тихо помешанный на преодолении трудностей, он то норовил связать себе руки за спиной, то украшал торт с закрытыми глазами, а то вообще замешивал тесто, болтаясь вверх тормашками под потолком.

Преодолев очередную сумасшедшую проблему, Кошенок становился покладист и ужасающе производителен: с равным мастерством он пек меренги и выращивал колонии эмпат-плесени, рисовал финтифлюшки на пирожных и идеально подрумянивал булочки-в-тюбике. Но стоило чуть ослабить внимание, и неутомимый Кошенок выдумывал себе очередное испытание.

Сейчас он самозабвенно выдавливал кремовый бордюр на двухкилограммовый торт. Розовая завитушка ложилась идеальной линией, аккуратно огибая желтые розочки. При этом с каждого запястья мастера свешивался здоровый блин от гантели, а на глазах действительно красовалась повязка с вышитой надписью "Просьба не беспокоить".

– Это как называется? Что происходит, а?

– Работаю, - невозмутимо пояснил Кошенок, снимая повязку и предъявляя кондитерский мешок с кремом.

– Работает он! Клоун! Выпендрежник! - бушевал Гриф. - Уволю! В подземном переходе так работать будешь, копейки в кепку собирать, понял!

Кошенок подбоченился гантельными блинами.

– Я, между прочим, молодой талантливый пекарь...

– Тал-лантливый, ерш твою... - жалобно закричал Гриф. - Мне мало забот, чтоб еще с твоим талантом нянькаться, а?

– А я вас, между прочим, нянькаться не просил! - завопил и Кошенок. - С вашими древними методами!

– Фигляр! У нас слот горит, а он тут невесть что доказывает!

– Это у вас слот горит, а я, между прочим, работаю!

– Что еще?! - заорал Гриф сияющему Рысевичу, что замаячил в дверях с большим подносом под салфеткой.

– Блины, - кратко ответил тот и сдернул полотно.

В пекарне повисла тишина.

Потом тоненько всхрюкнул Кошенок.

Улыбка на лице Рысевича слегка полиняла.

– Вы ж сами говорили - нужна свежая идея. Так вот - креатив.

Из бесформенных шматков теста, горкой наваленных на поднос, дырявых и кое-где подгоревших, прихотливо торчала разнообразная начинка.

– Ой, мамочки... - выдохнула Раечка.

– Это креатив? - свистящим шепотом осведомился Гриф. - Это - креатив? Это дерьмо собачье!

– Вы же сами... таких ни у кого не было, точно. Я и название придумал: "блинтрэш".

Вовка схватился за голову.

– Естественно, не было. И не будет! Господи, за что ж мне такая толпа криворуких работничков!

У Рысевича губы запрыгали от обиды.

– Это... Это гениальные блины! - срываясь на фальцет, закричал он.

– Их никто не купит! - заорал и Гриф, потрясая толстыми пальцами перед лицом пекаря.

– Так вам чтоб покупали или чтоб слот получить?

– Так за такое барахло никто ж голосовать не будет!

– Плевать! - в запале взвизгнул Рысевич. - Им просто не понять всей гениальности! Замысла! Привыкли к массовому производству!

– Печь надо лучше!

– Ручная работа!.. Уникальная!.. Каждый - неповторим!.. - бессвязно выкрикивал Рысевич и вдруг схватился за сердце, белея губами, и стек на пол. Завизжала Раечка, заорал в телефон Чуров, забегал, цепляя веригами столы, Кошенок. Вовка Гриф торопливо разбрасывал содержимое аптечки в поисках валидола.

***

Нахальная муха неторопливо шла по столешнице. Гриф бездумно наблюдал, как прихотливо движутся черные лапки по солнечным пятнам на полировке. В голове царила звонкая пустота.

– Лексеич, все собрались, - напомнил Чуров.

Вовка засопел, устроился поуютнее в скрипучем кресле. Обвел тяжелым взглядом собравшийся за столом персонал "Хлебушка": невозмутимого Чурова, жалостливую Раечку, притихшего Кошенка, угрюмого Рысевича. Зацепил взглядом школьный дневник, сиротливо притулившийся с краешку, побагровел и забарабанил пальцами по столу.