Николай Караев - В пределах Африки

– И что ты только принял облик человека, – упрямо продолжал Антон, – а на самом деле ты…

Самурай оглушительно, совершенно по-японски расхохотался.

– Мой благородный дон Густаво, клянусь, ваш отец знает толк в шутках! Ха-ха-ха!… В самом деле, только любитель розыгрышей может утверждать, что я – это не я. Поверьте же, меня зовут именно и только Тоширо Шимура. Можно прибавлять “сан”, но не обязательно. Это так же верно, как то, что вы – сеньор Густаво, граф де Ориноко-и-Вальдес по прозванью Бич Африки! Вспомните же, как мы с вами сражались бок о бок с дикими ящерами в Долине Черных Обелисков! Как вы с вашим соседом, благородным генералом Валерьяносом, летали на край Вселенной, чтобы спасти меня из лап гнусных зеленокожих бандитов! Вспомните о звездной принцессе, о многочисленных наших приключениях…

– Но я – то на самом деле не дон Густаво. Я – Антон Груздев, а генералом был Валерка Корнеев из дома напротив…

– Друг мой, я вижу, экваториальное солнце изрядно напекло вам голову, – сказал Шимура. – Скажите мне, уж не думаете ли вы, что пределы Африки, – он взмахнул рукой, и лезвие катаны описало сверкающую угу, – вам только снятся?

Антон посмотрел Шимуре в глаза. Потом расправил плечи.

– Боюсь, мой камарад, вы правы…

– Не бойтесь – бояться тут нечего, – успокоил его Шимура, и они двинулись дальше. – На всякого благородного дона время от времени находит затмение, это, черт побери, так же верно, как то, что солнце иногда затмевается луной. Но! Стоит лишь здраво все взвесить – и морок отступает! Так и быть, я расскажу вам по большому секрету… – Он заговорщически понизил голос: – Не так давно мне приснился сон, в котором меня звали Джон Февраль. Представляете?

– Джон Февраль, – повторил дон Густаво и, подражая Шимуре, добавил: – Хм!

– Да-да! Мало того – в том сне я был полицейским. Словно бы в Америке или Англии. И если бы меня разбудили и спросили: “Как же тебя зовут, Тоширо Шимура?” – я бы не знал, что ответить. Потому что по всему выходило, что я никакой не самурай, а полицейский Джон Февраль!

– Хм! Что же вы делали в том странном сне?

– Стыдно признаться – охранял стада перелетных коров.

– Перелетных коров?

– Ну да. Только это были не совсем коровы. Размером они скорее со слона, и рогов у них нет, и они не мычат, а… издают звуки, подобные сонному бормотанью вашего дедушки, дона Пабло.

– Забавно…

– В высшей степени! Когда наступает осень, коровы отращивают себе красивые белые крылья и порываются улететь на юг, на скалистые острова, где можно переждать зиму, греясь у горячих водопадов… Однако позволять им улететь нельзя, они ведь фермерские и обязаны давать молоко. Вот я их и сторожил. А они все равно рвались на юг. Инстинкт!

– Так вы были пастухом, – заметил дон Густаво иронично.

– Хм, – отозвался Шимура с достоинством. – Назывался я все равно полицейским!

Мутный зеленый ручей пришлось переходить вброд. Дона Густаво спасли высокие голенища ботфортов, а вот Шимуре пришлось туго: он замочил свои штаны-юбку по колено.

На том берегу Антон сказал:

– А вдруг ты и сейчас спишь? Проснешься – и обо всем забудешь. Пойдешь в свою школу…

– Возможно, что и так, – отозвался Шимура. – Кто знает? Может, и ты сейчас дремлешь? А потом – я все-таки настоящий самурай. Я умею драться на мечах. Владею искусством метания сюрикенов, коему меня научили монахи из монастыря Черного Дракона. Помнишь, как я сражался с хозяином Стоэтажной Мельницы?

– Конечно!

Забыть такое и вправду было невозможно.

– И еще я знаю наизусть кучу стихотворений древних поэтов, – заявил Шимура. – И даже могу немного писать по-японски.

– А почему немного?

– Потому что я неграмотный самурай, – сказал Шимура веско. – Потому что меня недоучили. Я же тебе сто раз рассказывал, когда я был совсем маленький, на наш замок напали враги…

“И твоего папу убили, – закончил про себя Антон. – А мама умерла еще раньше”.

– А сейчас ты где живешь? – спросил он.

Самурай нахмурился, почесал затылок. Потом сказал очень серьезно:

– Далеко в Японии. Это место сложно описать. Там лишь небо и земля… и ветер. Легкий такой. Там немного одиноко. Зато у дорог там не бывает конца.

– Это как?

– Ну – как у времени. Ты же не можешь сказать, что у времени есть конец? Поэтому там, где я живу, все истории бесконечны. Поэтому там не грустно.

– А когда кто-то умирает – это разве не конец?

– Смерть? – переспросил Шимура. – Хм. Смотри! Вот она! Прямо по курсу!

Дон Густаво встрепенулся и побледнел.

– Смерть? – спросил он недрожащим голосом.

– Деревня пигмеев! – возразил Шимура. – Не спите на ходу!

Оказалось, что они уже вышли на опушку джунглей. Светлее не стало – небо тут было багровым, а солнце светило тускло, сообщая пейзажу похоронное уныние. Местные жители, решил дон Густаво, должны быть существами мрачными; откуда взяться веселью в столь безрадостном месте?

Впереди расстилалась бескрайняя скорбная равнина – почти идеально ровная, серо-бурая то ли по природе своей, то ли из-за невнятного светила. Расположившаяся у опушки пигмейская деревня насчитывала несколько десятков кривобоких домиков с растрепанными крышами, сложенными из веток синих деревьев. Меж домами бродили поселяне и поселянки – малорослые трехглазые существа, на которых из одежды были только разноцветные юбки, у мужчин – покороче, у женщин – подлиннее. Однако не пигмеи заинтересовали дона Густаво. С губ его сорвался вопрос:

– Мне верить своим глазам? Это что же – второе солнце?

– Не совсем, – ответил Шимура шепотом. – Это хрустальная сфера.

– Огненная хрустальная сфера?

– Получается, что так.

– Ничего не понимаю.

– Я тоже.

– Неужели же…

Что-то острое вонзилось дону Густаво под колено. Он обернулся и ойкнул: в грудь и плечи впились несколько небольших стрел.

– Тоширо! – закричал Антон, растерявшись. – На помощь!

– А? Что?…

Он схватился было за эфес шпаги, но тут из зарослей показался туземец с примитивным оружием вроде арбалета. Прицелившись, пигмей выстрелил. Камень угодил Антону в лоб; потеряв сознание, он рухнул на землю.

Очнулся граф де Ориноко от жуткой боли – в его левую ладонь будто вколачивали острый гвоздь. Открыв глаза, он с ужасом увидел, что именно это и проделывают двое злобных пигмеев: один держал заостренный штырь, второй методичными ударами молота вгонял его в плоть дона Густаво. Руки и ноги отважного покорителя Африки были привязаны к деревянным доскам импровизированного креста, причем так крепко, что он не мог даже шевельнуться.

Заметив, что пленник пробудился, пигмеи принялись тараторить на своем варварском наречии. Дон Густаво зажмурился и отвернулся.