Станислав Лем - Что остается

6. Само собой, one man's meat is another man's poison. Есть люди, которых привлекает убожество, уродство, любая мерзость. Это исступленные турписты. А глашатаем турпизма на грани убийства из сладострастия и убийства просто ради убийства был де Сад. Теперь к этому вернулись, потому что эпоха вседозволенности уничтожила какие бы то ни было сдержки и скованность. Самая симпатичная мне часть молодежи старается это игнорировать, иначе говоря хочет сделать эротику опять чем-то чистым и свежим, а не вонючим и вымазанным разными влажными выделениями. Уже за одно это молодежь достойна уважения, хотя, с другой стороны, ей нравится рок, о котором я скажу, что он - как немецкий соус к жаркому. Я утверждал, что существует только один такой соус, в единственном резервуаре, и его гонят по трубам по всей Германии. И что есть только одна по ритму и мотиву мелодия, которую по-разному инструментируют и называют, а играется она с ужасным грохотом, причем манера исполнения - нечто среднее между эпилепсией и случкой. Конвульсии - норма и там и там, различия лишь в частоте на единицу времени. Что поделаешь, я, старый, глухой, в этой музыке не разбираюсь, но считаю, что пребывает она в состоянии полной дегенерации: после такой музыки некуда больше идти и рано или поздно придется повернуть назад. Старые танго, фокстроты, лирические песни давали возможность идти в разных направлениях, а что делать с этим случкообразным дерганьем? Его можно только взять и выбросить, а освободившееся место заполнить чем-то другим. Для неомеломанов сказанное мною - страшная ересь, да только кричу я ее в холодную печь, зная, что никто не прильнет ухом к отверстию трубы. Кокетство? Пусть так.

7. Когда я пишу эти строки, российский космонавт, как сообщает "Интернэшнл геральд трибюн", вот уже 269 дней мотается вокруг Земли, потому как находится в длительном полете. Когда он стартовал, еще был СССР и космонавты были там любимой аристократией. Потом случился московский путч, а он все летал. Потом разлетелся и СССР, и уже в октябре 1991 года космонавт не мог приземлиться, потому что Байконур, где находился его космодром, стал суверенным, оказавшись в соседнем государстве, в Казахстане, и казахи потребовали от русских оплаты в валюте. Русские хотели послать в следующий полет казаха, но не нашлось местного профессионала, и затея провалилась, посему этот несчастный все летает и летает. Ко всему добавилась забастовка наземной обслуги полетов, но раз в неделю Сергей может разговаривать по радиотелефону с женой Леной, которая рассказывает мужу, сколько можно купить на жалованье космонавта, то есть на 500 рублей, или на 2 доллара 50 центов по текущему курсу. Как говорят французы, если живешь долго, то on peut voir tout et le contraire de tout . Можно увидеть все и противоположность всего. Почти тридцать лет тому назад в московской библиотеке им. Горького у меня состоялась встреча с читателями, со мной был Феоктистов, участник первого группового полета (с ним летали врач Егоров, у которого я ужинал, и Комаров, погибший в следующем полете из-за того, что, кажется, запутались парашютные стропы). Феоктистов - очень умный человек, книгочей (даже "Трилогию" знал), доктор технических наук. Относительно экранизации Тарковским "Соляриса" он занимал точно такую же негативно-критическую позицию, что и я, и это определенно меня в нем привлекало. Так вот, после завершения встречи, когда я кончил пить кофе в комнатке рядом с залом, появился шофер, который должен был везти меня на телевидение. Отвез. Был вечер, темно, но я заметил, что лоб шофера покрыт крупными каплями пота. Я спросил его, что случилось. "Ничего, - сказал он, - я впервые в жизни увидел космонавта". Увидел космонавта! Вот как тогда котировались космонавты. Лишь тридцать лет спустя я прочитал в российской печати, что ради ублажения Политбюро (а летали в те времена не тогда, когда все было готово к полету, а когда надо было отметить какую-нибудь дату или почтить марксистских святых) Феоктистова, Егорова и Комарова запихнули в капсулу без скафандров, потому что уже ни на что больше не было места. Если бы что-то пошло не так, они бы погибли, но погибли во славу Советов. Впрочем, все обошлось. Тридцать лет спустя "Огонек" поведал, что путь к этой славе был кровав и вымощен увечьями и несчастьями. От головокружительного верчения в центрифуге случались кровоизлияния в мозг, а так называемая барокамера доводила людей чуть ли не до смерти и непоправимых нарушений в организме, наступавших вследствие повышения содержания углекислоты в воздухе этой барокамеры: врачам надо было убедиться, сколько может выдержать человек. Несколько ранее другие господа врачи экспериментировали в гитлеровских концлагерях: они сажали русских военнопленных зимой голышом в бочку с водой. Им надо было выяснить, долго ли такой протянет, а он, несчастный, замерзал и жутко стонал! Были и такие врачи, которые потихоньку душили пленных и евреев, понижая давление в барокамере, чтобы установить, когда человек начнет подыхать. Или, например, уже почти замерзших (решалась задача спасения получивших переохлаждение летчиков, возвращавшихся после налетов на Англию и сбитых над Ла-Маншем) обогревали голыми женщинами и смотрели: разогреет ли такой полутруп coitus с женщиной или нет. И этих врачей никто не повесил, с чем я до сих пор не могу примириться.

8. Югославия и Великая Сербия. Если бы в Хорватии была нефть, то Шестой флот США сразу пожаловал бы туда для спасения независимости, а летчики ВВС США моментально закрыли бы небо над бывшей Югославией. Однако, если там что-то тогда и летало, то это была югославская (то есть сербская) армия, в частности подвергшая бомбардировке и превратившая в руины тридцать пять процентов старого - шестисотлетнего - центра Дубровника, носившего имя Жемчужины Адриатики. К чертовой матери ее, эту жемчужину! Я бы тех господ, что отдавали приказы, жестоко наказал. Признаюсь, что я сторонник смертной казни, но только в трех случаях:

а) за убийство безоружных;

б) за смертельные истязания несовершеннолетних (детей);

в) за совершение террористами бессмысленных убийств, жертвами которых становятся ни в чем не повинные люди, ибо считаю, что фактически терроризм сродни охоте, травле крупного зверя, поскольку такие рисковые акции доставляют исполнителям удовольствие, смертная же казнь необходима, потому что казненного террориста уже никакими способами не удается освободить (даже если, к примеру, его сообщники угрожают жизни захваченных заложников). Тем террористам, которые убивали только намеченные жертвы, наказание можно смягчить, дав им заснуть таким сном, от которого они не пробудятся. Я не принадлежу к числу гуманистов - противников смертной казни. Считаю, что ради спасения людей можно и убивать: для того, чтобы спасти жизнь будущим потенциальным жертвам, схваченного террориста надо судить и предложить ему что-нибудь вроде электрического стула или ампулы с цианистым калием.