Алексей Тугутов - Патефон для стихов

— Стихи ему пока невпрок… Я с самого начала сомневался в пользе стихов. Напичкали его ими…

— Ну, конечно, ты это сделал для меня. Это останется свидетельством силы моих чар.

Он снова, видимо, поддался силе этих чар. Поцеловал протянутую руку и хрипнущим голосом сказал роботу:

— Ты поди.

Третий в комнате понуро побрел к двери.

— Уже неловко приказывать ему. — сказала она, садясь за завтрак. — Наверное, в старину ни у кого не было такого эрудированного слуги.

С этими словами она сняла с тарелки салфетку. Повертела ее в руках и сказала:

— Как здорово он управляется со стиральными порошками. Да и завтрак приготовлен отлично. А я так обленилась! Утром велела ему принести стихи Байрона. Робот принес и встал рядом с постелью. Потом как-то странно взглянул на меня, особенно на голые руки, да и одеяло еще соскользнуло с меня. — Что ты так странно смотришь? — спрашиваю его и вижу, что он покраснел. Потом попросил разрешения выйти. Я его удержала и спросила, знает ли он кто такой Дон-Жуан. Он стал распространяться о его доблестях и вовсе не говорил о том, что дало Дон-Жуану его имя…

— Ну и что дальше, продолжай, жена, — сказал он. Свадьба была недавно, и им еще казалось странным называть друг друга женой или мужем.

— Слушай, муж. Я указала роботу на упущение с Дон-Жуаном. А он вдруг сделал к постели несколько шагов и стал читать стихи. Мои любимые…

Муж выслушал ее до конца, хмыкнул, ничего не сказал. Она встала из-за стола и пошла к двери. Остановилась, взялась за ручку двери, потрогала ее и сказала:

— Ты не предусмотрел для него какой-нибудь привязанности, верности к тебе?

— Нет, ты знаешь, хотел этого добиться со временем. — Говоря это, он внимательно посмотрел на нее, а закончив фразу, снова неопределенно хмыкнул.

Она вышла.

— Игорь, тебе нравится твое имя? — спросила она робота.

— Я должен благодарить Вас за доброту. Одного моего знакомого робота зовут Эр-2. Это его как-то тяготит, у него возник, комплекс неполноценности. Правда, он на транзисторах…

— Ого, ты знаком с видовой психологией! — воскликнула она.

— У нас дома… Вы позволите мне так сказать?., богатая библиотека.

— Конечно, ты живешь дома. Кстати, я давно хотела сказать, можешь называть меня на ты.

— Нет, нет, я не могу позволить себе такой фамильярности.

— Ты меня обижаешь. Я прошу тебя, обращайся ко мне на ты.

— Хорошо, но не унизите ли себя тем, что домашний робот будет говорить…

— Тогда я буду обращаться к вам…

— Что вы!

— Игорь, вам известно, что нельзя обижать женщин такой неуступчивостью?

— Извините, то есть, извини меня.

— Вот так хорошо. Почитай мне что-нибудь. Мне нравится, как ты читаешь.

Робот чуть наклонился вперед и. растягивая гласные и выделяя концы строк, начал читать:

Близко близко, с глазу на глаз,Носом носа б не задеть…

Она слушала робота, сидя на низеньком диване.

— Подойди ближе, — она протянула правую руку и сказала: — Дай мне руку.

Он сделал, как она говорила.

— Какая у тебя горячая рука, — сказала она.

Робот что-то прошептал про себя.

— Скажи громче, — попросила она. Он молчал. Она снова обратилась к нему:

— Повтори, пожалуйста.

Он явственнее прошептал:

— В моей руке — какое чудо — твоя рука…

Она отдернула руку. Робот зарделся.

— Я перешел границы положенного. Прости меня.

Она слабо улыбнулась и сказала:

— Ты говорил о знакомом роботе с комплексом неполноценности. Уж не возникает ли он у тебя?

Она вздохнула и, очевидно, что- то преодолев в себе, сказала:

— Я выдернула руку не потому, что ты робот. Я жена человека, который сделал тебя. Ведь ты знаком с человеческой этикой?

Она снова чуть приметно улыбнулась. Но улыбка не скрыла ее волнения.

— Скоро будет готова подруга Игорю! — сказал он. — Он у нас взрослый юноша. Но, кажется, со стихами мы немного переборщили.

— Да. Он слишком чувствителен и становится чувственным.

— У меня все в порядке. Белковая ткань почти готова. Мозговая зреет дольше. Недели через две Игорь получит прелестную подружку.

— А Игорю будет интересно с ней?

Запас информации в нее вложим такой, как у Игоря. Ну и эмоции, разумеется. Мы учли кое-какие прежние ошибки, но в целом уже с первым белковым роботом мы были на верном пути. Когда я сказал Игорю, что его подруга будет походить на африканку, в честь твоей поездки в Африку, он смутился, но довольно настойчиво стал просить, чтобы у нее хотя бы голос походил на твой. Что это значит?

Она сузила глаза и сказала прерывающимся голосом:

— Мы делаем что-то нехорошее, некрасивое, когда роботы получаются такими. Игорь умнее и лучше некоторых наших знакомых, а всегда будет считаться существом низшего порядка. Робот!.. Мы где- то переступили границы дозволенного природой. Это нам даром не пройдет. Я боюсь. Боюсь, природа еще посмеется над нами.

— Ну чего ты все усложняешь? — с раздражением сказал он, — сама же затеяла эти стихи, индикаторы эмоций… А сейчас распинаешься из-за какого-то патефона для стихов…

— Патефона, говоришь? Если бы ты знал хоть часть стихов, которые в него заложены, если бы хоть немного чувствовал, понимал их…

— Может, мне не хватает индикатора эмоций?

Она ничего не ответила, встала и направилась к двери.

— Стой! Стой же, я говорю, — он догнал ее у выхода. — Зачем нам ссориться перед твоим отъездом. Кстати, может, не стоит ехать в эту Австралию. У меня какие-то недобрые предчувствия.

— Ну как это не ехать. Я ж не загорать там буду…

Он нервничал. Она уехала с роботом в Австралию. Сроки прошли, а она не прилетала. К нему снова вернулись в снах ходячие стены. Однажды его разбудил звонок, прервав сон, в котором роботы, раскроив ему голову, с любопытством изучали его еще живой мозг.

Нажав кнопку приема, он выключил звонок. Ощущение раскроенного черепа не проходило. Он знал, что звонит она, и лихорадочно настраивал яркость и звук. Она долго не появлялась на экране видефона. Потом что-то белое сверкнуло и укрепилось на экране. Он повернул верньер масштаба изображения, белое пятно увеличилось и стало бумажкой с нарисованным кенгуру и текстом. Он вспомнил, что на австралийских почтовых бумагах большей частью печатается кенгуру. Ему сразу же чем-то не понравился этот хвостатый зверь. Докручивая верньер, он наконец прочитал: «Извини, я не вернусь».

Он закричал:

— Покажись. Нечестно бумажкой!

Бумажка на экране дернулась. По экрану побежали сероватые тени.