Олег Овчинников - Два мира – два солнца

– Естественно, есть, – до обидного легко согласился шеф. – Но мало кто может так вот запросто согласиться на десятилетнее отсутствие. Вы оба – воспитанники интерната, родственников на Земле у вас нет, невестами, насколько мне известно, тоже обзавестись не успели, так что никто вас здесь не удерживает.

– Ну, это как сказать, – возразил Редуард Кинг, но так тихо, что практически про себя.

А Николас недовольно скривил губы. С формальной точки зрения шеф прав, родственников на Земле у курсантов не осталось, но ведь Земля – это не пуп Вселенной. И Млечный Путь на ней клином не сходится. К примеру, николасов непоседливый папаша сейчас болтается где-то между Марсом и Юпитером, благоустраивая необитаемые астероиды для состоятельных клиентов. А родители Редуарда – те вообще обретаются неподалеку: второй год ковыряют лунный грунт в поисках селеновых залежей. И все же шефу при всей его формальной правоте не помешало бы немного поучиться такту. Так-то…

– Насколько я понимаю, участие в экспедиции – дело добровольное. А если мы откажемся? – спросил Николас, в ответ на что шеф поинтересовался:

– Так. Есть еще вопросы?

– Да, – не спешил сдаваться ксенобиолог. – Относительно стипендии. Положена ли нам академическая стипендия за то время, что мы проведем в анабиозе? И если положена, то нельзя ли получить ее заранее? Хотя бы часть…

Дверь кабинета прикрывали старательно, в четыре руки. И тихо – тише, наверное, только в открытом космосе. Первые десять шагов по коридору курсанты, не замечая того, проделали на цыпочках.

– Легко отделались, – шепотом прокомментировал Редуард.

– Да уж… – прошелестели пухлые губы Николаса.

Теперь перспектива провести ближайшие десять лет вдали от начальственного гнева, пусть бы и в анабиозе, не казалась обоим такой пугающей.

Два карликовых эвкалипта тянулись друг к другу, то ли простирая руки-ветви для прощального пожатия, то ли напротив, склоняя кудрявые макушки в приветственном поклоне. Окончательно слиться в объятиях им не давала проложенная между рядами дорожка. Вкупе с обступившими ее деревьями узкая, уставленная редкими скамейками дорожка образовывала не аллею даже – аллейку. Две прогуливающихся парочки, идущие по ней в разные стороны, пожалуй, еще смогли бы разминуться, но их действия при этом напоминали бы смену караула или шахматную рокировку.

Впрочем, в данный момент в парке гуляли только двое. Юноша и девушка, чем-то похожие на пару эвкалиптов.

– А обо мне ты подумал? – спросила Надя.

– Конечно, – неубедительно соврал Редуард.

– Врешь! – уверенно сказала она и опустила голову. – Никто никогда обо мне не думает.

С неба на них лилась музыка. Репродуктор скрывался где-то в кроне тороидального тополя, так что Редуарду казалось, что слова простенькой, но привязчивой песенки возникают прямо в воздухе, на высоте прыжка с шестом.

«Улетаешь ты -

Не на Солнце, не на Марс.

Улетаешь ты -

Это все в последний раз…»

– Когда ты вернешься… – трагически начала Надя.

– Если, – суеверно поправил Редуард.

– Так вот, когда ты вернешься, ты будешь таким же молодым, как сейчас. «И глупым», – мысленно продолжил Редуард. – А я стану совсем старой. Через десять лет мне будет уже… – Надя сделала вид, что от волнения не может закончить фразу, и негромко всхлипнула, отвернувшись.

Даже сейчас, безо всякого анабиоза, она была на четыре года старше Редуарда. Признаваться в этом не хотелось.

– Ну, чего ты, – сказал он и от беспомощности взял ее за руку.

«Все мои мечты

Оставляя на потом,

Улетаешь ты -

Космос стал теперь твой дом…»

Конец аллейки приближался неумолимо. Дальше начинались приземистые строения службы наземного сопровождения и ограда космодрома. Оставалась последняя скамейка. Поравнявшись с ней, Надя остановилась и потянула Редуарда за руку, разворачивая лицом к себе.

– Ну, – сказала она. – Целоваться-то будем?

Жалко, что на космодроме не растут цветы, невпопад подумал Редуард.

– Я дождусь тебя, слышишь? – быстро-быстро зашептала Надя. Ее кудрявый локон щекотал ухо Редуарда. – Устроюсь гидом на экскурсионный по Золотому Кольцу – тому, что вокруг Сатурна. Мне подруга говорила, они, экскурсионные, еле плетутся, на второй космической. Это оттого, что туристы перегрузок боятся. Пять лет в один конец, представляешь? И почти все время в заморозке, так что разочек только слетаю туда-сюда, а там и ты вернешься…

Редуард слушал горячий девичий шепот и не находил, что ответить. Да и вряд ли во всей Вселенной нашлись бы слова, способные вместить в себя всю нежность и горечь неизбежной разлуки, которые он испытывал.

«Улетаешь ты -

Ключ на старт уже готов,

Улетаешь ты -

Вот и кончилась любовь…»

– Ничего не кончилось! – захотелось крикнуть Редуарду. – Настоящая любовь выдержит любые испытания и перегрузки, мы вместе пронесем ее сквозь годы, календарные и световые, чтобы…

Но вместо этого снова промолчал. К горлу подступал комок, а на глазах постепенно скапливалась, как сказал бы его лучший друг на ближайшие десять лет, секреция желез, расположенных в верхнелатеральных уголках глазниц.

По счастью, скоро пошел дождь.

Теплый, ласковый и, судя по нескольким солнечным лучам, отыскавшим бреши в плотной завесе облаков, подслеповатый.

Такое часто случается с новичками, не привычным к гиперпутешествиям. Первые несколько минут после выхода из гиперпространства в нормальное трехмерное все окружающие предметы кажутся им чересчур яркими и выпуклыми. Их хочется потрогать.

Редуард Кинг с трудом оторвался от созерцания собственных пальцев и с восхищением посмотрел по сторонам. Самым ярким и выпуклым в области видимости был несомненно ксенобиолог, чья фигура в серебристом комбинезоне величественно выплывала из рубки управления. «Как только его выдерживает невесомость?» – в который раз изумился Редуард.

Эффект наведенной гравитации, побочное свойство гиперперехода, прекратил свое действие. Одновременно с этим с обзорного экрана исчезла мутная белесая пелена. Именно таким видится из гиперпространства свет далеких звезд. Он похож на разлитые по стеклу сливки. Тот, кто окрестил нашу галактику Млечным Путем, определенно знал, что делал!

Сейчас экран казался пустым, но Редуард знал, что там впереди. Точно по курсу, на расстоянии пяти лет полета скрывалась она – звезда, которую угугумские астрономы, не мудрствуя, нарекли Солнце-два. И окрестные планеты. И, чем Космос не шутит, может быть, слава!

– Пристегнуться не желаешь? – крикнул он вслед Николасу Лэрри. Но тот не внял предупреждению, лишь пренебрежительно дрыгнул ногой в ответ.