Журнал «Если» - 2007 № 07

Да и незачем об этом говорить. Все, что дает надежду — хорошо. А вот жить совсем без нее, наверное, невыносимо.

В кабинете я сел за стол, надел очки для чтения и скрепя сердце заставил себя рассмотреть рисунок. В этот раз он не произвел на меня такого гнетущего впечатления, как поначалу, и все же что-то с ним было не так. Я пытался понять, что именно, но это мне плохо удавалось. Казалось, рисунок сам отталкивает взгляд. Я то и дело ловил себя на том, что рассматриваю стаканчик с авторучками или основание настольной лампы, но не лист бумаги, лежащий на столе между моими ладонями.

На первый взгляд, в нем не было ничего пугающего. Белый фон и человеческое лицо — выполненное, я бы сказал, на удивление хорошо, учитывая, что художник никогда не видел человеческого лица. Большой овал, на нем — два овала поменьше, почти треугольный нос, прямая линия губ, обрамление волос, не имеющее внятной формы. Скорее, дело было в подборе цветов. Волосы, например, были светло-зелеными (кстати, ни усов, ни бородки на рисунке не было). Губы — желтыми. Глаза… Мне пришлось сделать усилие, чтобы сосредоточиться на них. Глаза были ярко-красными, как будто в них отражается пламя, а само лицо — голубым. Только брови были почти естественного цвета — серыми. Тоже вроде бы ничего страшного, и все-таки… Все-таки когда Андрюшка рисовал треугольные деревья и круглых птиц, мне было как-то спокойнее.

Я убрал рисунок в шкаф, под стекло, как и обещал мальчику. Правда, поставил белой стороной наружу. Потому что краски еще не до конца подсохли и могли запачкать стекло. Только поэтому.

— Жму три раза, теперь чашка полная. Шаг сюда. Открываю дверцу. Ставлю чашку. Закрываю, чтобы щелкнула. Большая кнопка — тик, тик, тик. Потому что надо не вскипятить, а только разогреть. Все, жму. Жму, Александр Борисович?

— Да, Ксюшенька, только…

— Ну что опять не так? Маленькая Ксюша хмурит бровки.

— Ты забыла вынуть ложку. Она железная. С ложкой нельзя. Ксюша вздыхает, я — вместе с нею.

— А ты, Сергей, сделал слишком большой огонь. Поверни ручку, чтобы стала горизонтально. А сковородку пока на другую конфорку поставь. И помешай, а то пригорит.

— Да знаю я!

— Помешай… — повторил я и вышел из кухни.

Мне надо было взять из кабинета список для сверки и приготовить деньги. Скоро должны были привезти продукты.

Одно из отделений шкафа было переоборудовано под сейф. Здесь я хранил текущую наличность, расходные ордера, счета и данные на наших ребят. Данные время от времени менялись, наличность все больше утекала, зато счета и квитанции прибывали с пугающей быстротой, так что в целом бумажная кипа росла из месяца в месяц. Список продуктов на две недели и маленький конверт с заранее отсчитанной суммой лежали на самом верху.

Я взял их, закрыл шкаф и уже начал поворачивать ключ в замке, когда увидел на стекле справа от сейфа маленькое пятнышко, которое не заметил сразу, а после его загородила распахнутая дверца. Пятнышко было круглое, темно-коричневого цвета. Я потрогал стекло в этом месте, оно оказалось сухим. Пятно находилось с другой стороны — там, где к стеклу был прислонен белый лист бумаги. Ей-богу, я не сразу вспомнил, что это — вчерашний Андрюшкин рисунок (язык не поворачивался назвать его портретом).

— Все-таки запачкалось.

Я положил на стол список и деньги, вынул листок из-за стекла и потер пятнышко ногтем. Оно осыпалось мне в ладонь мелкими струпьями, почти не оставив следа на бумаге.

— Вот так.

Я развернул листок рисунком к себе и вздрогнул — совсем как в первый раз. Я-то был уверен, что на изнанке отпечатался один из красных глаз нарисованного человека, но с этой стороны пятно располагалось выше, над бровями, точно посреди лба. На голубом фоне оно казалось фиолетово-черным. Хуже того, оно было еще влажным, не считая двух засохших потеков по краям, один из которых спускался к переносице. Влажным, несмотря на то, что рисунок простоял в кабинете без малого сутки. Но самым неприятным было, конечно, то, что еще вчера никакого пятна на этом месте не было. И в этом я мог поклясться.

Что ж это такое? Очередная глупая шутка? Каюсь, первым делом я подумал о двух обормотиках, Мишке и Степке, но войти в мой кабинет… Я, конечно, никогда его не запираю, только сейф, и все же — не слишком ли это для них? Я осторожно коснулся влажного пятна, растер каплю на кончике указательного пальца и поднес к носу. Жидкость пахла не как краска.

На столе не оказалось ничего подходящего, чтобы вытереть палец. Жаль, что тетрадки с промокашками теперь не выпускают. Пришлось воспользоваться платком. Им же я аккуратно промокнул пятно на рисунке. Оно, разумеется, никуда не делось, просто стало сухим и более светлым.

Тут за окном прогудела машина. Я быстро запер сейф, машинально бросив рисунок Андрюшки поверх бумаг, подхватил со стола список и конверт и поспешил к выходу. Водитель, который привозит продукты, очень не любит ждать.

Времени на разгрузку ушло вдвое больше обычного. В этот раз водитель почему-то приехал без напарника, и таскать мешки и коробки в кладовую на второй этаж пришлось нам двоим. Сорванцы, конечно, рвались помочь, и я разрешил нескольким, которые живут здесь давно, сделать по одной ходке до машины и обратно. Разумеется, ничего тяжелого и бьющегося, но кто-то все-таки рассыпал на лестнице пакет макарон, так что я погнал всех в классную комнату — читать.

Помимо продуктов в этом заказе было кое-что из посуды и двадцать новых матрасов для детских кроватей. Пока я отнес коробку с тарелками и чашками на кухню и вернулся, водитель подъехал задом к дверям склада (бывшему гаражу) и выгрузил матрасы на кусок брезента у входа. С этими дверями вышла непредвиденная заминка, что-то там заклинило в замке. Пока я громыхал ключами, нервный водитель ругался и спрашивал, кто ему заплатит за простой. Я попытался урезонить его, напомнив, что он и так получит за разгрузку обычную плату, хотя следовало бы ее уполовинить, но есть такие люди, которые слышат только себя. В общем, я расплатился и отпустил его, а матрасы оставил там, где лежали, только прикрыл другим куском брезента. Я рассудил так: место с дороги не просматривается, фабричная упаковка на матрасах непромокаемая, так что ни дождь, ни дурной глаз не повредят им до пятницы, когда придет Матвей и либо починит замок, либо поможет мне отнести все это добро наверх.

Я помог Веронике разложить по местам продукты и наклеить бирки на пакеты с крупой. Вероникой звали нашу бывшую воспитанницу, которая по окончании курса реабилитации решила остаться в Доме поварихой. После кладовой заглянул в класс. Ребята читали. Вернее, читал Аркаша, а остальные, сдвинув стулья, сидели вокруг него. Когда Аркаша дочитывал до конца страницы, книжку пускали по кругу, чтобы потрогать картинку. Книжек с такими картинками в Доме всего пять. Сегодня это «Конек-Горбунок».