Сергей Другаль - Нимфа и лейтенант

– Ты не спал эту ночь, Деметр. Ты устал, и лицо твое влажно.

– Здравствуй, Вита. У меня хватит сил…

– Может быть, не нужно… неизбежное свершится. Что можешь ты один?

– Я могу то, что могу. Не более. Но и не менее.

– Сними эти страшные башмаки, убери лишнее с головы и войди в ручей. Умойся. Я удвою твою решимость…

Когда погасла последняя звезда и от лагеря донеслись звуки прогреваемых моторов, лейтенант поднялся с влажной травы: он сегодня берег нетронутость пляжика, стараясь не ступать на песок. Сила играла в мышцах, ясен и холоден был разум.

– С тобою хорошо молчать, нимфа моя.

Он зашнуровал высокие башмаки, поднял и пристегнул к поясу шлем – внутри его уже попискивали наушники. Потом он долго возился с полубраслетами гранатомета у локтя и кисти правой руки, разжал ладонь, кончиками вытянутых пальцев коснулся косого дульного среза – все в порядке.

Нимфа подошла вплотную, она была едва по плечо лейтенанту, переменчивые блики мерцали на ее плечах и груди, а он впервые увидел ее сиреневые глаза, широко расставленные и светящиеся изнутри. Невозможная, непредставимая красота. Тоска по несбывшемуся, что прячется в глубине души, мягкой лапой сжала сердце.

– Ты однажды сказал, что придумал меня…

– Я ошибся. – Лейтенант отвел взгляд. – Такое придумать человек не в силах… Ты несчастна, богиня, ибо совершенна…

– Не надо, Деметр. Сегодня легки будут наши последние мгновения. – Она взмахнула рукой, и с кончиков пальцев скользнули капли на глаза лейтенанту. – Боги еще более смертны, чем люди. Люди могут без веры, а боги живут, пока в них верят.

– Мне пора, нимфа Вита. И… благодарю тебя, – сказал лейтенант и, не вытирая глаз, двинулся навстречу нарастающему реву и грохоту.

– Прощай, – донеслось вслед, словно прошелестела ветвями ракита.

Он встал у крайней вешки, держа на уровне груди полосатый жезл. Головной в колонне танк подошел вплотную, остановился на пару секунд, мигнул бликом стереоскопа, и… случилось чудо! Танк двинулся петлей в объезд, оставляя справа нетронутые вешки!

Эта петля, лишняя сотня метров пути, спасала родник, ручей и нимфу. А танки уже шли и шли в объезд, и лейтенант улыбался дрожащими губами: его товарищи… Может быть… может быть, он вернется и снова увидит нимфу и маленького сонного зверя у нее на коленях.

…Замыкающий танк подмял крайнюю вешку, лейтенант шагнул к нему, и танк замер, урча турбиной. Башенный люк неслышно сдвинулся в пазах, полковник, худой, со знакомыми мужественными складками от глаз до подбородка, молча уставился на лейтенанта.

– Прошу в объезд, полковник, – без выражения сказал лейтенант. – Здесь родник и вот… ракита…

Полковник упруго спрыгнул с брони, сдвинул шлем на затылок.

– На карте родник не обозначен, лейтенант. Следовательно, его здесь нет. Здесь, лейтенант, ровное место, как любое место, не являющееся препятствием для техники.

– Родник есть, полковник. Очень прошу – в объезд. Зачем ненужное убийство!

– Мне докладывали о ваших чудачествах, лейтенант. Вы хороший механик, хороший офицер… по крайней мере, были таковым. Вот уж не думал, что это так серьезно. Что вы докатитесь до прямого нарушения дисциплины. И… при чем здесь убийство?

– Ракита…

– А… Ну что ж… – Полковник жестом приказал водителю двигаться в объезд и, когда танк загремел в движении, произнес в микрофон шлема длинную неслышную команду.

Танк обошел ложбинку и уже в конце петли, выходя на прямую, дал задний ход, сминая ужасной гусеницей своей ракиту и бочажок.

Лейтенант вскинул правую руку. Короткая тонкая граната – это стрела Армагеддона – выскользнула из своего титанового ложа и ударила в подбрюшие танка!

Взрыв гравитационного заряда был неслышен. Только небо содрогнулось и волна деформации прошла по танку. С невозможным, нестерпимым скрежетом медленно корежилась и рвалась броня, обнажая в изломах свою многослойную структуру.

Лейтенант не услышал выстрела в спину и упал лицом в след маленькой босой ноги, сохранившийся на еще влажном песке.