Сергей Другаль - Василиск

— Н-да, — ведущий специалист по зоогенетике откровенно чесал затылок. — Как правильно заметил доктор Сатон: подумать только!

К столу протиснулся знаток палеофольклора, в срочном порядке доставленный на совещание. Усилием воли он заставил себя подтянуть челюсть, в изумлении отвисшую на кружевной воротник.

— Тянитолкай! О нем мало что известно, — знаток поднял указательный палец, и все посмотрели на перстень с агатом. — Мало чего… Змей Горыныч, он же дракон, это — да, это получило отражение, равно как и Пернатый Змей у инков, именуемый Кетцалькоатль. Или серый, к примеру, волк. Хорошо разработан Конек-Горбунок хотя источников по нему раз-два и обчелся. Жар-птица… она же у многих народов птица Феникс, мне так кажется. Обратно — единорог, он и в геральдику вошел… Сивка-Бурка, вещая каурка, ну, о том многие слышали, он же конь ретивый, хотя эту точку зрения не все разделяют: конь ретивый, дескать, крупнее и ест что ни попадя… Н-да. Но лично мне ближе всего дракон…

— Давайте советоваться, товарищи! — Сатон прервал затянувшийся экскурс в царство древнего фольклора. — Как быть? Они вот уже проснулись и моргают. Может, у кого есть вопросы? Вопросов нет. А я вот хотел бы спросить, да не у кого: какая из голов передняя? И бегает ли он, а если бежит, то куда? Что у него хвостик сбоку посередке, это обнадеживает, не правда ли?

Специалисты переминались с ноги на ногу, шумно дышали и ничего не говорили. И правильно делали: чего говорить, если нечего сказать? При сем присутствовала и тоже молчала инструктор дошкольного воспитания сухая и торжественная бабка Марья Ивановна. Но в конце концов вмешалась:

— Дите, оно и есть дите. Его поить-кормить надо. Дайте сюда!

Она забрала лукошко и, никого не спрашивая, унесла. Все облегченно вздохнули. — И присмотрите, пожалуйста, чтобы не разорвался, когда подрастет, — сказал ей вслед Сатон и сел за свой директорский стол. Человека, и того иногда разрывает. От противоположности устремлений… И непонятно добавил: — Ты смотри, что творят! Невзирая на перерывы в энергоснабжении!

— …дракон, — от запятой продолжил знаток палеофольклора, — тот почти везде встречается. Расхожий образ и на Востоке и на Западе. А что это значит? Значит, истоки в природе искать надо. Сейчас уже все согласны, что были драконы. Были! А может, и есть. В глубинке. А нет, так будут!

— С драконами все ясно. — Сатон раздраженно постучал ладонью по столу. — У нас на повестке тянитолкай, а не драконы. И давайте говорить по сути.

— Я и говорю: пусть — из сказки… Но вы же сами видели — сосет! Значит, реальный. У любого упоминания в фольклоре корни надо искать. Где? Отвечаю: в природе! Пусть, пусть данное явление по сути сказочно, но ежели оно из природы, то снова может возродиться. В яви, спонтанно или, проще, самопроизвольно. Есть мнение, что если в достаточно большом регионе возникает натуральная дремучесть, то она неизбежно порождает сказку, а с другой стороны — граница между сказкой и явью расплывается… У вас здесь, слышал, даже питекантропы возникли. А почему? Отвечаю: от дремучести!.. — Глазки знатока затуманилось, чувствовалось, что тема дремучести лично ему близка, — Кондовость, я вам скажу, это сила. Раньше, согласен, на заре НТР она была силой косной. Но развитие идет как? Отвечаю: по спирали! Выходит, и кондовость опять стала силой, но уже прогрессивной, на другом уровне. В природу нам надо, вот куда. Глубже… И самим проще быть. Нутром понимать, а не задаваться вопросами. Хотя, конечно, нутром понять не каждому дано…

Сатон распушил бороду:

— Грехи, что ли, мешают? Как говорит Иванушка, эгоизьм?.. Вы, случаем, не родственник Гигантюка?

Громовой хохот специалистов потряс стены. Испуганный Ворон сделал круг окрест резонирующей люстры. Знаток обиделся, не понимая причин веселья. Тонкими пальцами он поправил жабо:

— Что кому мешает, то каждый сам о себе знает.

А дело в том, что гимн во славу кондовости, пропетый знатоком, почти дословно повторял высказывания Павла Павловича Гигантюка.

В свое время Гигантюк как-то изловчился попасть на руководящую научную работу: его, отовсюду убирая, постепенно повышали. Прельщенный возможностью спрашивать, ни за что не отвечая, Пал Палыч развил бурную организационную, а также интеллектуальную деятельность. Организационная свелась к внедрению в подчиненном коллективе почасового планирования, а умственная — к разработке ключевых руководящих фраз: я не готов обсуждать этот вопрос; вы меня не убедили; так что вы предлагаете?; вот так и делайте; нам, товарищи, надо по большому; так что будем показывать? здесь мы с вами недодумали; что-то мы давно никого не наказывали.

Естественно, руководимый коллектив был заблокирован: все непрерывно писали и согласовывали планы, на работу времени уже не оставалось. Пал-Палыча перебросили на кадры. Коллектив ожил, но стало плохо с кадрами. Пришлось послать Пал Палыча в длительную и престижную командировку — не обижать же человека, который уже привык к руководящей деятельности. Но прошло четыре года, и снова возник вопрос: куда деть Гигантюка? Место нашлось на птицефабрике при ИРП… А дальше жизнь его оказалась странным образом связана с Заколдованным Лесом, ибо Гигантюк был инициативен, спервоначалу даже производил неплохое впечатление и очень хотел руководить научной работой….

Обо всем этом Нури узнал еще год назад, когда однажды он, охотник Олле, вент Оум и пес Гром пешком пересекали лесной массив ИРП. Оум, питекантроп в первом поколении из племени вентов, приболел и нуждался в квалифицированной врачебной помощи…

По пути из горной страны, где было пещерное становище вентов, они огибали зону Заколдованного Леса, лежащую почти в центре массива. Нури тогда был здесь впервые и часто останавливался, разглядывая Заветные дубы, слишком подлинные, чтобы быть настоящими. Вдали, за бревенчатым тыном, виднелись крытые корьем избушки жилого центра Заколдованного Леса. Кто-то в полосатых портках и лаптях — не спеша прошел к тыну вслед за Коньком-Горбунком, держа кнутовище на плече. Заскрипели деревянные ворота, открылись и закрылись за вошедшими. Опустился и снова поднялся колодезный журавль за тыном, было слышно, как захлопал крыльями и неурочно прокричал кочет.

— Дальше нельзя. У тех вон кустов проход граница завесы. — Олле присел на пенек, потянулся.

— Ух, и кобыла! — сказал Нури. Он прислонился лицом к защитному слою, ощутил его податливую упругость.

— Не кобыла это, — возразил охотник Олле — Вид у него под кобылу. Сивка-Бурка это, сразу видно.

По ту сторону, совсем рядом, Сивка-Бурка пасся на поляне, заросшей Аленькими цветочками. Услышав разговор о себе, он взбрыкнул задними ногами, затем поднялся на дыбы, показав серебряные подковы и розовое, в веснушках пузо. И заржал, и, склонив голову набок, прислушался к затихающим вдали перекатам собственного голоса. На морде его выражалось удовлетворение достигнутым результатом.