Альфред Ван Вогт - Ведьма

Старая женщина с довольным видом сидела на своем стуле. Уже скоро море перестанет ее пугать своими ужасами, и шторы можно будет не опускать и не закрывать окна; она даже сможет гулять ночами по берегу, как в старые добрые времена. А они, те, кого она покинула давным-давно, снова станут прятаться, спасаясь от неудержимой энергетической ауры ее нового тела.

Шум моря подобрался к тому месту, где она сидела не шевелясь. Сначала он звучал едва слышно, словно ласкал ее мягким шелестом набегающих волн. Шло время, и голоса волн становились громче, в них появились сердитые интонации и неистребимая уверенность в собственных силах, но слова заглушало расстояние, превращая их в набор неясных, пронзительных звуков, диссонансом разрывавших наступающую ночь.

Ночь!

Она не должна знать о наступлении ночи за задернутыми шторами.

Тихонько вскрикнув, она повернулась к окну, около которого сидела. И тут же с ее губ сорвался вопль ужаса, жуткий в своей пронзительности.

Марсон услышал мерзкий вой и тут же вскочил на ноги. Громкий голос старухи ворвался в кухню, и Джоанна влетела в комнату, словно ее втянули на веревке.

— Боже мой! — пожал он плечами. — Дело в окне и шторах. Я забыл их задвинуть, когда стало темнеть.

Он раздраженно замолчал, а потом выкрикнул:

— Чушь проклятая! Я собираюсь…

— Ради всех святых! — запротестовала жена. — Нужно прекратить шум. Займись окнами.

Марсон снова пожал плечами, молча соглашаясь с женой. Но одновременно подумал: им уже недолго осталось терпеть. Как только начнутся летние каникулы, он устроит ее в дом престарелых. И их мучениям конец. Меньше чем через две недели.

Голос Джоанны резко разорвал наступившую тишину, когда матушка Квигли успокоилась и откинулась на спинку стула.

— Странно, что ты забыл. Обычно ты о таких вещах помнишь.

— День выдался такой жаркий! — пожаловался Марсон.

Джоанна промолчала, и он вернулся на свой стул. И вдруг его посетила новая мысль: старая женщина, которая так сильно боится моря и темноты, почему она приехала в дом, стоящий на берегу моря, где уличные фонари расположены настолько далеко друг от друга, что ночи здесь пронизаны почти первобытным мраком?

Серая мысль ускользнула прочь, он вернулся к своему плану занятий.

Старуха неожиданно страшно удивилась.

Существо, сидящее внутри нее, бушевало от ярости. Как он посмел забыть, этот жалкий человечишко! Однако… «Обычно ты о таких вещах помнишь!» — сказала его жена.

И это действительно так. За одиннадцать месяцев он ни разу не забыл закрыть шторы — до сегодняшнего вечера.

Неужели он что-то заподозрил? Возможно ли, что сейчас, когда время перехода так близко, ее сознание выдало ему, что она намерена сделать?

Такое уже случалось раньше. В прошлом ей приходилось сражаться за новое тело с ужасными, злобными мужчинами, у которых нет ничего, кроме отвратительной подозрительности.

Черные, точно ночь, глаза превратились в две булавочные головки. Этот отличается не только подозрительностью. Поскольку он то, что он есть, — практичный, скептически настроенный, хладнокровный тип, — этого человека коснутся не все телепатические вибрации или диковинные бури, захватывающие сознание и наполняющие его необычными образами (если подобные видения его еще не посещали). И уж конечно образы эти не смогут задержаться в его сознании навсегда. Его интересуют и возбуждают только факты.

Какие факты? Может быть, находясь в состоянии максимальной сосредоточенности, она, сама того не замечая, позволила образам выплыть на свет? Или он занялся собственным расследованием?

Старуха задрожала, а потом неторопливо приняла решение: она не может рисковать.

Завтра воскресенье, и мужчина будет дома. Значит, ей не удастся сделать то, что нужно. Но в понедельник… В понедельник утром, когда Джоанна ляжет спать — а она всегда возвращается в постель еще на часок, когда муж уходит на работу, — в понедельник она прокрадется в спальню и подготовит спящее тело, чтобы семь дней спустя проникновение в него не составило труда.

Она больше не станет тратить время, пытаясь уговорить Джоанну добровольно принять снадобье. Глупая дурочка категорически отказывается от каких бы то ни было домашних лекарств и твердит, что верит лишь докторам.

Заставить ее насильно принять снадобье рискованно — но и вполовину не настолько опасно, как надеяться, что это отвратительное старое тело протянет еще год.

Безжалостная старуха спокойно сидела на своем стуле.

Против собственной воли она с нетерпением ждала, когда наступит назначенный час. В понедельник за завтраком она едва держала себя в руках — такое сильное возбуждение ее охватило. Каша не попадала в рот, молоко и слюна проливались на скатерть — она ничего не могла с собой поделать. Старые руки и губы дрожали: она стала жертвой своего ужасного дряхлого тела. Лучше отправиться к себе в комнату до… Она вздрогнула от неожиданности, когда мужчина резко встал из-за стола и на его бледном лице появилось такое выражение, что она сразу поняла, о чем пойдет речь.

— Я хотел кое-что сказать матушке Квигли, — в его голосе появились резкие интонации. — Сейчас, когда я испытываю чрезвычайно сильное отвращение, по-моему, самый подходящий для этого момент.

— Ради бога, Крейг, — быстро перебила его Джоанна, а старуха воспользовалась ее вмешательством и начала медленно, неуверенно подниматься из-за стола. — Что с тобой происходит в последнее время? Ты просто ужасен. Ну, будь хорошим мальчиком и иди в свою школу. Лично я не собираюсь ничего здесь убирать, пока не вздремну немного, и не намерена по этому поводу расстраиваться. Пока, дорогой.

Они поцеловались, и Джоанна направилась в коридор, который вел в комнаты. В следующее мгновение она скрылась в супружеской спальне. И вот когда старая женщина, отчаянно сражаясь со своим стулом, пыталась подняться на ноги, Марсон повернулся к ней, и в его холодных глазах она увидела решимость.

Загнанная в угол, она смотрела на него, точно животное, попавшее в ловушку, охваченная негодованием на свое старческое тело, которое подвело ее в такой решительный момент и отняло волю.

— Матушка Квигли, — сказал Марсон, — пока я буду продолжать вас так называть, но я получил письмо от человека, который утверждает, будто он вырезал надгробный камень для вашей могилы, куда собственными руками опустил тело. Я хочу знать вот что: кто лежит в могиле? Я…

То, как он сам сформулировал вопрос, заставило Марсона удивленно замолчать. Он стоял, странно напряженный, не в силах пошевелиться от охватившего его необычного, какого-то чуждого ужаса, какого до сих пор ему испытывать не приходилось. На мгновение его сознание, казалось, открылось и лежало беззащитным перед порывами ледяного ветра, который налетел на него из мрака преисподней.