Александр Бушков - Последний вечер с Натали
НО ВСЕ ЛИ ТЫ ЗНАЕШЬ О НАТАЛИ?
Несколько минут раздирающего легкие бега – и он оставил охоту далеко позади. Упал в жесткую траву, стиснул ладонями виски, чтобы забыть о том, что и от психического шока, от ненастоящих ран можно умереть; пытаясь вернуть себе прежнюю холодную ясность мышления, снова стать ученым, способным анализировать и делать выводы, отрешился от погони и всего остального.
ВСЕ ЛИ ТЫ ЗНАЕШЬ О НАТАЛИ?
Она ведь продолжала совершенствоваться, умнеть, взрослеть, учиться…
Быть может, ее разум обрел душу. Быть может, разум обрел душу раньше, чем ты успел это заметить, и теперь человеческого в ней больше, чем тебе казалось, она еще и женщина, на свой лад любящая своего творца? Почему же тогда?..
Любовь слепа. Любовь безоглядно прощает. Любящая женщина не видит недостатков своего избранника, считает недостатки достоинствами и готова повиноваться любым желаниям властелина, не отказывая ему ни в чем. Во имя своей любви она способна на спасительную ложь, готова лицедействовать, подлаживаться, всячески поддерживая заблуждения повелителя… До поры до времени. Очень часто настает момент, когда женщина вдруг понимает, что верила в миражи, наделяла избранника несуществующими достоинствами, а он оказался много проще, мельче, подлее. И случается, что обманутая женщина мстит, презирая и себя за то, что столько времени лгала, показывала хозяину исключительно то, что он хотел видеть…
– НАТАЛИ! ПРОСТИ! Я ЖЕ НЕ ХОТЕЛ, НЕ ДУМАЛ…
Не хотел верить, что она тебя обманывает? А может, тебе как раз и хотелось быть обманутым, верховный судья? Самого себя все же трудно обманывать, гораздо легче с благодарностью принять чужую ложь…
Охота приближалась медленно и неотвратимо. Хлопья пены летели с мягких лошадиных губ, остро посверкивали наконечники стрел, лица светились холодным азартом, в юной королеве он все явственнее узнавал Натали, и поздно умолять, невозможно начать все сначала, не ответив за то, что было прежде…
– НАТАЛИ! НО МЫ ЖЕ ОБА ВИНОВАТЫ!
А откуда ты знаешь, что один расплачиваешься за все? – пришла последняя мысль, оборванная звоном тетивы, и стрела впилась под левую лопатку, против сердца.
Боли он не чувствовал. Ревели рога, над равниной плыл тоскливый запах дикой степной травы.
Он безжизненно рухнул лицом на серебристо-серую панель, освещенную последними бликами меркнущего экрана.
И по экрану проползла слеза.
1985
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
