Александр Карпенко - Ядовитая корова
Устала. Замерзла. Сил нет. И растапливать не буду, и готовить не буду, и раздеваться не буду, и тапочки не надену, и свет не включу. Так приятнее. И убирать не буду. Пусть хоть раз в жизни почувствует себя семейным человеком, мужем — он ведь так этого хочет. Поженимся. Поженимся… Наженилась уже, хватит. До сих пор к непогоде руки болят. Как обломанные крылья. Сегодня какое? Четырнадцатое. Послезавтра к портнихе за платьем. Просила пораньше, а точнехонько к зиме и выходит. Зато и вовремя. Скоро уж толстеть начну. Пока ничего не видно, но скоро начну. Все! Надо это дело прекращать. Все сделано. Я одна, я свободна, у меня будет ребенок. И не будет мужа. И не надо мужа. И долой всех мужей. Как это он говорил: мужчина — полигон эволюции, женщина — ее хранилище. Ну и спал бы с хранилищем. Тоже мне, полигон. Это футболисты полигон. Или боксеры. Хорошо если будет сын, похожий на него. Такой возле мамы всю жизнь просидит — больше никто не позарится. Вот если дочь и в маму — плохо. Очень плохо. С тринадцати на свидания бегать — помним, как же. К двадцати все познать, ничему не удивляться, овладеть в совершенстве мастерством управления мужчинами как собственным авто. И в двадцать шесть впервые замуж выйти, чтоб в двадцать восемь избавиться от этого кошмара и к тридцати решить, что ребенок без мужа лучше мужа без ребенка. И любовника двадцати двух — худого и тощего. Не просто худого, а худого и тощего. И с идеей — мир на уши поставить, даже без точки опоры. И голодного. И вечно небритого. И чтоб после ужина в постельку хотел, и пил как лошадь. И на свидания приходил часа на два позже им же назначенного времени. Но с цветами. А посреди ночи пыхтел трубкой, чихал к рассказывал о Славике, Рыжем Шефе, Сане Менделе, Мишке-в-Очках (в отличие от Мишутки-в-Усах — ваш покорный слуга), эшерихии, генной инженерии, которую неуки зовут инженерной генетикой; а ненасытной дочери моей чтоб смотреть в его профиль (греческий, скульптурный, правда с отбитым низом), тлеть от желания, а потом сторожить его сон еще часа два, а затем вскакивать от кошмара, обжигаться темнотой и опять не спать, а утром плита, кофеварка, ветчина (ветчину не забыла? нет, вот она, между хлебом и крупой), бутерброд… Устала… И замерзла… И времени уже половина седьмого, а темно. Значит раздеться, привести в божеский вид, растопить камин, приготовить ужин и ждать, ждать, ждать…
— Здравствуй.
— Здравствуй.
— Это тебе.
— Спасибо. Терпеть не могу цветов.
— С каких это пор? Еще вчера ты пищала от восторга. Я чего-то недопонял?
— Да. Это было вчера.
— А сегодня?
— А сегодня нет.
— Что, ОН там?
— Нет. ОН уже три года там не появляется.
— Ну, мать, что ж ты со мной в передней беседуешь? У тебя ГОСТЬ?
— Кроме тебя у меня гостей не бывает, ГОСТЬ у меня только ты.
— Так ОН, значит, хозяин?
— Нет. Никого там нет. Кроме беспорядка.
— А-а, боишься, беспорядок увижу. Ты этого не любишь…
— Усвоил. Вижу. Но опять мимо. Беспорядок специально для тебя. Неделю старалась.
— Слушай, у тебя мухи есть?
— Нет.
— А комары?
— Тоже нет.
— А моль? Моль есть?
— Что за…
— И молью, вижу, тоже бог обидел. Я знаю что с тобой, старина. Тебя укусила ядовитая корова, которая летает по твоей квартире вместо комаров, мух и моли — природа не терпит пустот.
— Самая большая пустота в квартире — я.
— Пустота большой не бывает. Она бывает пустой. Самая пустая пустота.
— Все равно — я.
— Значит корова в тебе. Изнутри. И кусает тебя раз в полгода. Верно? Сегодня ведь маленький юбилей — полгода со времени нашего знакомства. Тогда ты такая же укушенная была: «Я соблазнением малолетних не занимаюсь». Ну и как насчет юбилея? Я даже наелся перед тем, как к тебе идти — дату нужно отмечать чем-то особенным…
— Какую дату?
— Полгода, мать, полгода!
— Не ори. Слышу. Не понимаю. Я в свое время в одиночку это дело отметила. Когда сорок дней было.
— Понял. И тем не менее без объяснений не уйду. Знаю, знаю, помню, что договор был без выяснения отношений расставаться, но, если хочешь знать, уязвлен. Ущемлен.
— Ну проходи. А то беспорядка не повидаешь. Обидно будет — так старалась.
— Ой, мать, как здорово! Прямо фестиваль. Вот это и есть юбилей, мать. Я знаю — это твой подарок. А то все время как в музее — тишь да гладь, чихнуть страшно, а то микробы заведутся. Я и не предполагал, что у тебя может быть так уютно. О да — это праздник!
— Это не праздник. Это солдатский бардак. Ты путаешь божий дар с яичницей. Кстати, молодец, что поел. Я ничего не готовила. НИЧЕГО.
— Ну и ничего. Правильно. Лишь утром чашка кофе и больше ничего. Кроме ветчины, разумеется. Видишь, мать, стихи пишу. Видно от большой любви.
— Стихи хреновые. Желудочные.
— Так…
— Так.
— Вот и я говорю: так.
— Так-так, и как там у тебя… перетакивать не будем.
— Не у меня. Народная мудрость. Но могу я знать — почему?
— Можешь.
— Так почему?
— Нипочему. Ты мне больше не нужен.
— Нет. Нужен. Ты и сама знаешь, что нужен. Тебе надо всегда о ком-то заботиться. Я, по-моему, с удовольствием полгода играл эту роль. Старательно играл. Очень старательно. Специально не ел, чтоб аппетит настоящим был. Не брился.
— Знаю. Ну и что?
— Как что? Ты погибнешь без объекта внимания. Если тебе не будет о ком заботиться…
— Мне будет о ком заботиться.
— Ах, вон оно что! Кто-то аккуратнее…
— Аккуратнее.
— …сытее…
— Сытее.
— …чище…
— Чище.
— …лучше…
— Лучше.
— …старее…
— Подло.
— Прости, сорвалось.
— Нет. Никогда.
«…и этот, более простой, по сравнению с предыдущим, тест, проводится так: на чистый участок кожи наносится препарат, затем ланцетом кожа надрезается (по типу реакции Пирке) и облучается ультрафиолетом. Результат бывает виден по истечении двух с половиной-трех месяцев. Ускорить этот процесс, как и в предыдущих методах, пока не представляется возможным. Если ген „эрент“ имеется, остается светлое пятно, цвет которого представлен на этой таблице. Слайд, пожалуйста.
На сегодняшний день из ста шестидесяти трех тысяч восьмисот двадцати тестированных — зеленовато-желтое пятно имеется только у одного. Цвет остальных пятен был установлен теоретически. Характерно и то, что работать ген может только в случае выпадения в гомозиготу икс и игрек хромосомы, то есть у мужчин. У женщин даже в гомозиготе ген блокируется, что видно на схеме…»
«Мишутка, заходила интересная девочка, почти дитя, оставила тебе сие послание, писаное душою оной. Не погнушайся, уважь. Ключ с собой не забирай — отдай дежурной. Вернусь поздно и не один. Будь добр. Славик.»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});