Томас Диш - Двойной отсчет

Лично меня кататония не привлекала, и я не собирался совершать подобных ошибок. Разумеется, через некоторое время я увижу сам себя, но из личного опыта я уже знал, что мимолетный взгляд не может причинить особого вреда. Кивок, конечно, гораздо опаснее, но я чувствовал, что такое количество предопределения я как-нибудь сумею переварить.

9.45. Я появился в полицейском участке взволнованный не больше, чем любой убийца перед решающим действием. Внешне я не проявлял своего состояния ничем. Уж это-то я хорошо умею. Жизнь с Карен может многому научить.

Утро, как верно заметила Карен, было прекрасное. Один из этаких, знаете ли, ясных, прямо хрустящих октябрьских дней, которые ощущаются даже в городе. На западе, за рекой, горизонт окаймляли клочья дымки. Стайка воробьев вспорхнула с водосточного желоба и уселась на фронтоне старомодного здания полицейского участка как раз в ту минуту, когда я поднимался по ступенькам. Суеверный преступник мог счесть это за примету. Но я-то ни капли не суеверен, к тому же - откуда мне знать, плохая это примета или хорошая?

9.50. По штатному расписанию в кабинете должен был находиться второй городской следователь - Лоуэлл Клеменсон, но он неделю назад ушел в отпуск. Лоуэлл - спортивный парень (сам-то я чуток расплылся), так что сейчас он находится где-то в Канаде, сидит в каноэ и машет веслом. Вот и хорошо. Чем дальше он умашет, тем лучше.

В нашем городе только нам с Лоуэллом разрешено пользоваться Машиной. Чтобы стать следователем, надо пройти тесты на уровень интеллекта и эмоциональную устойчивость. А потом кучу обычных медицинских проверок. Твой характер исследуют начиная с двухлетнего возраста. Потом пять лет обучения, а когда получаешь работу, то обязан регулярно посещать психоаналитика. Ничего удивительного, что избытка следователей как-то не наблюдается.

Да и зачем нужно много следователей? В 2042 году преступники встречаются примерно так же часто, как бизоны. Машины покончили с преступностью. Если какой-нибудь бандит решится пойти на дельце, его поймают в течение суток. Возмездие настигает преступника с абсолютной неотвратимостью, а на таких условиях немногие согласятся идти на правонарушение. Кто захочет грабить банк, зная, что Некто наблюдает за ним из укрытия, что этот Некто заранее знает все его действия и давно составил план, как ему помешать. К 2042 году остались только такие преступники, которым нет дела до последствий. Единственные сохранившиеся преступления - совершенные в состоянии аффекта, после которых преступник обычно кончает жизнь самоубийством.

Мне такое не подходит, кушайте сами. Я вполне доволен своей жизнью, вот только эта заноза в боку. Но и она, как я понял, бросив взгляд на часы, очень скоро будет вытащена.

10.00. Телефонный звонок.

- Алло, шеф? - голос в трубке мой собственный.

- Он самый, - ответил я.

Затем я плотно зажал ладонью наушник трубки. Конечно, было бы интересно послушать, что я там говорю, но впоследствии это может вызвать приступ de'ja vu в тот самый момент, когда мне потребуется вся моя сообразительность. К тому же я и так знаю, что он говорит. Я обдумывал это много раз. А коли так, то зачем и слушать?

Я выждал ровно две минуты и отодвинул руку с трубки. Там звучали частые гудки. Я положил трубку на место и дружески похлопал ее.

11.30. Зашел в кабинет шефа.

Шеф читал один из дряхлых детективных романов XX века, которые он выуживает у букинистов. Должно быть, он сожалеет о старых добрых временах до появления Машин, когда полицейский был не только регулировщиком уличного движения, регистратором несчастных случаев и всевозможных мелких скандалов. Немногие настоящие преступления, что еще остались в мире, даже не проходят по нашему ведомству. А у шефа-то и разрешения на пользование Машиной нет.

- Что новенького? - спросил я.

- Все тихо, - ответил он, отложив книгу. - Убрали с улицы пару алкоголиков, и еще был вызов на дорожное происшествие.

- Что-нибудь серьезное?

- Да нет. Там сейчас Макнамара. Какого-то парня сшибло такси. Его даже не ранило, а только оглушило слегка. Скорая помощь отвезла его на рентген. Совсем было бы пропащее утро, если бы не «Убийство Роджера Экройда».

Я не сразу понял, о чем он говорит.

- Убийство?!

Он рассмеялся и показал обложку книги.

- Я еще не понял, кто его убил. В этих старинных сочинениях до самого конца невозможно разобраться, кто же виноват. А как у

тебя дела?

- Порядок. Скучновато в конторе без Лоуэлла. Пишет он что-нибудь?

- После открытки, что он прислал на той неделе, больше ни слова. Как говорят, затерялся в угрюмых непролазных дебрях.

Вот и славно. Чем сильнее он затеряется, тем лучше.

- Ну уж за него-то можно быть спокойным.

- А как Карен?

Вопрос шефа не был простой данью вежливости. У Карен были прекрасные отношения с шефом и, честно говоря, со всеми сотрудниками нашего участка. Общественное мнение считало нас образцово-показательной семьей.

Мы с Карен так здорово умеем лицемерить, что порой притворяемся даже друг перед другом. Я ни разу не дал ей понять, что мне известны ее отношения с Эриком. И я ни разу не поймал их flagrante delicto

[1], Карен достаточно осторожна, чтобы не допустить такое. Моя уверенность основывалась на шепотках, мимолетных взглядах, целом наборе мелких и по отдельности вполне невинных фактов. Но все вместе они собирались в прочную пирамиду неприглядной правды. Но вот если я решу потребовать развода, то на суде все это и гроша ломаного стоить не будет. Более того, поделись я своими мыслями с Гриерсоном - психоаналитиком, являться на прием к которому я обязан еженедельно, - он, пожалуй, решит, что у меня начался бред. И тогда Ирвинг Пробити Веннер (Пробити - мое второе имя) полетит с работы или, того чище, будет отправлен на какой-нибудь перекресток дуть в свисток, пугая нарушителей уличного движения. Нет уж, спасибочки.

Иного выхода из этой ситуации не было. Приходилось действовать самому.

- Карен? - рассеянно переспросил я. - С Карен все отлично. - Затем я сменил тон: - По правде говоря, она малость приболела утром. Что-то с желудком, ничего серьезного. Она думает, что успеет поправиться к вечеру.

- А что у вас вечером?

- Мы взяли билеты на «Тунис-42». Сегодня премьера. С нами пойдет еще один знакомый. Ведь у нас скоро годовщина свадьбы, и мы начинаем отмечать ее заранее.

- Будем надеяться, что она поправится. Ты бы ей позвонил…

- Она, наверное, еще не встала. У нее любимая поговорка: «Полежишь, и все пройдет».