Виктор Сапарин - Синяя птица

* * *

Прилетали только голуби. Третий пожаловал к нам на следующий день. Голубь показался в виде точки в небе с восточной стороны. Он летел прямо, словно по заданию, но, очутившись около лагеря, начал описывать круги, снизился и сел на конек палатки, приняв, по-видимому, за голубятню. Два ранее прибывших голубя, прижившиеся у нас, могли натолкнуть его на эту идею.

- Здравствуйте, - сказал я, положив ложку на траву (мы сидели у костра и обедали). - Еще один явился. Откуда только они берутся?

Сергей внимательно наблюдал, как птицы знакомятся друг с другом.

Новоприбывший голубь оказался весьма общительным. Как и первая голубка, он был простой породы и, по-видимому, простого нрава. Без особых церемоний он подсел к голубю No2 и попытался заговорить с ним, но тот холодно отклонил всякие притязания на знакомство. Не встретив сочувствия у турмана, пришелец перенес свое внимание на голубку. Уже через минуту обе птицы сидели рядышком и ворковали о чем-то, перебирая розовыми лапками.

Тем не менее Сергей на основании ему одному известных соображений сделал вывод, что птицы не были знакомы раньше.

- Ты обратил внимание? - спросил он меня. - Второй голубь прилетел с юго-запада, - так, по крайней мере, говорит Саша, который заметил его первым. А этот, мы все видели, появился с восточной стороны.

Я должен был сознаться, что не придал значения подобной детали.

- Интересно. - продолжал Сергей, - почему птицы без голубеграмм и без пенальчиков? Ведь по виду это почтовые голуби...

Действительно, мы осмотрели первых двух птиц в тот же день, когда они появились, но голубеграмм при них не нашли.

Я взглянул на птиц, расклевывавших корку, которую кинул им Еременко, и отыскал взглядом голубя, прилетевшего последним.

- Ага! - закричал я. - Смотрите!

На левой ноге у голубя что-то тускло поблескивало.

Мы принялись ловить крылатого почтальона.

Это не потребовало большого труда: общительная птица легко дала взять себя в руки.

Но то, что издали казалось похожим на пенальчик для голубеграмм, было алюминиевым кольцом, надетым на левую ножку птицы.

На кольце виднелась надпись, такая мелкая, что мне пришлось достать из кармана лупу, чтобы прочесть ее.

"Таежный No3" было отштамповано на кольце.

Что это такое?

Мы достали карту, и Сергей немедленно углубился в ее изучение.

- Нашел, - объявил он, держа палец у самой кромки карты. - Совхоз "Таежный". Звероводческое хозяйство. Имеется голубиная станция... Километров... Одну минутку ...Километров двести - двести двадцать от нас.

- Далековато! - заметил я.

- Голуби летают и дальше, - возразил Сергей. - Не это удивительно. Но голуби летят всегда по направлению к своей голубятне. А этот... наоборот, покинул совхозную станцию и примчался к нам. Какой ветер занес его сюда?

Сергей взял голубя пальцами за голову и посмотрел птице в глаза.

Та, разумеется, ничего не ответила.

* * *

По тем взглядам, которые Сергей время от времени кидал на нашу "голубятню", я видел, что голуби продолжают занимать его. Вероятно, он создавал какую-то теорию по поводу их появления.

Я не разделял жгучего интереса моего друга к пернатым гостям.

С меня хватало своих забот: запасы продовольствия у нас подходили к концу. Конечно, мы могли бы раздобыть себе пропитание охотой, но терять на это день, а то и два в самую горячую пору поисков не хотелось. Может быть, завтра или послезавтра нам подбросят продукты по воздуху.

Я приказал сократить рационы и, скрепя сердце, вынужден был снять голубей с довольствия! дело в том, что они питались хлебом, которого у нас и так оставались крохи.

Птицы перешли на подножный корм. Часами они пропадали где-то в тайге, но затем исправно возвращались в лагерь. Определенно, мы им нравились.

Так прошло дня два. Связи с Листвянском по-прежнему не было. В приемнике раздавался только треск разных оттенков, сколько Саша ни крутил рукоятки.

- Долго это будет продолжаться? - спросил я.

- Не знаю, что и подумать! - Еременко пожал плечами; он был близок к отчаянию. - Обычно магнитные бури продолжаются не более двух-трех суток. Может быть, две бури разразились сразу одна за другой...

Сергей, человек очень начитанный, вспомнил, что во время работы отважных советских полярников на дрейфующей льдине в районе Северного полюса были довольно длительные перерывы в радиосвязи из-за атмосферных явлений.

- Мы, конечно, не на полюсе, - добавил он, - но магнитные явления в этом районе еще мало изучены. Вы подумайте только, - воскликнул он, - какая же огромная наша страна, если на ее территории сохранились целые районы, ждущие еще исследователей!

- Ее прежде плохо изучали, - заметил я. - В наше время сотни экспедиций исследуют страну, и одна из таких экспедиций - мы с вами. Но... не кажется ли вам, что мы плохо выполняем свои обязанности?

Я не предполагал, что мои слова произведут такое действие на Еременко. И же потом я понял, как сильно этот упорный и настойчивый парень страдал от мысли, что нормальная работа экспедиции нарушалась из-за отсутствия связи, в чем он обвинял только себя.

- Сегодня, - сказал Еременко и даже побледнел, - Связь будет. - Он упрямо потряс головой и добавил: - Умру, но добьюсь.

Мне стало жаль этого горячего парня. Все мы, три молодых участника экспедиции, проходили здесь, в тайге, суровую практическую школу, и давалась она нам не так просто.

- Знаешь что, - сказал я, кладя руку на его плечо: - отложи-ка на день заботы о связи. Кончится же когда-нибудь эта магнитная буря! Завтра или послезавтра ты добьешься Листвянска. А сегодня... - я немного замялся и продолжал, стараясь принять непринужденный тон: - Возьми ружье и постреляй дичи. Понимаешь, - убеждал я его, думая, что ему полезно будет отвлечься от источника своих огорчений, - продукты на исходе, а мы с Сергеем не имеем, так сказать, права отвлекаться от нашей прямой задачи...

Я хотел сделать как лучше, но ничего хуже я не мог бы придумать.

Саша посмотрел на меня взглядом, который я ее в состоянии описать.

- Отстраняешь? - прошептал он вздрагивающими губами.

Он едва не задохнулся от гнева и огорчения.

Я счел благоразумным не настаивать на своем предложении.

* * *

- Надо бы повнимательнее с Еременко, - сказал Сергей, когда мы шли на поиски руды. - Парень с характером... Ему тяжело. А здесь, в тайге, нетрудно и равновесие потерять!

- Пусть только попробует. Если от всех неудач приходить в отчаяние...

- Но ты сегодня наступил ему, надо прямо сказать, на самое больное место. Представляю, что у него сейчас в душе делается.

Я промолчал. У меня самого в душе делалось такое, о чем я, как начальник экспедиции, не считал себя вправе рассказывать.