Альфред Бестер - Одинокий Адам

— Что там еще может быть? Пепельные бурт? — криво усмехнулся Крейн — В них я уже попадал.

— Да нет же, нет! — закричала Эвелина, — Там… Ох, Стивен…

Эвелина исчезла. Но она была права. Крейн и сам чувствовал неопределенную опасность. Это постоянное ощущение окутывало его, как могильный саван. Крейн тряхнул головой. Абсурд. Он — последнее живое существо на Земле. Что может ему угрожать?

Взвыл ветер, небо обложили низкие тучи. В кожу впивались песок и пыль. Крейн смотрел, как грязь покрывается сухим серым покровом. Он подтянул под себя колени, положил под голову рюкзак и прикрыл ее руками. Так он переждет ураган — ураган скоро уйдет, как только что ушел дождь.

Ветер взбудоражил его больной мозг. Замелькали какие-то картины; Крейн пытался сложить их в единое целое — как ребенок кубики. Почему так жестоко обошелся с ним Холлмайер? Неужели из-за старого спора? Какого спора? Который был перед всем этим? Да, конечно.

И кубики сложились.

Крейн с восхищением смотрел на корпус своего корабля. Крышу ангара разобрали, и корабль поднимался ввысь, удерживаемый устремленными в небо опорами. Рабочий старательно полировал внутренние поверхности дюз. Из распахнутого люка послышалась приглушенная перебранка, потом тяжелый лязг металла. Крейн взбежал по невысокому металлическому трапу и заглянул внутрь. Двое рабочих крепили длинные цистерны с железосодержащим раствором.

— Эй, там, полегче! Корабль хотите разнести?

Один из рабочих поднял голову и ухмыльнулся. Крейн знал, о чем он думает — что при взлете корабль просто развалится. Об этом говорили все вокруг. Все, кроме Эвелины. Она-то ему верила. Правда, помалкивал и Холлмайер, но совсем по иным соображениям.

Спускаясь, Крейн увидел, что Холлмайер идет к ангару. Полы его халата трепал ветер.

— Помяни дьявола, а он тут как тут, — пробормотал Крейн.

Холлмайер крикнул:

— Стивен, послушай…

— Может, довольно? — оборвал его Крейн.

Но Холлмайер вытащил из кармана пачку исписанных листов и помахал ими у Крейна перед носом.

— Я просидел полночи и пересчитал все заново. И еще раз убедился, что прав. Абсолютно прав.

Крейн взглянул на уравнения, потом на покрасневшие глаза Холлмайера. Похоже, человек совсем обезумел от страха.

— Последний раз говорю тебе, — сказал Холлмайер, — да, ты испытаешь свой новый инициатор. Прекрасно. Не возражаю, ты сделал гениальное открытие. Честь тебе и хвала.

Слово «гениальное» в данном случае едва ли годилось, и Крейн не был столь самонадеян, чтобы не понимать этого. На инициатор ядерного распада железа, реакции, протекающей с выделением колоссального количества энергии, он натолкнулся совершенно случайно. Додуматься до такого едва ли кто-нибудь способен — такие открытия делаются случайно.

— Ты думаешь, у меня ничего не получится?

— Почему? Слетаешь на Луну. Облетишь вокруг нее. Может, получится. Шансы — пятьдесят на пятьдесят.

Холлмайер пригладил волосы.

— Только ради Бога, Стивен. Пойми меня правильно. Дело не в тебе. Хочешь угробить себя — это твоя проблема. Дело во всей Земле…

— Что за чушь. Ступай домой и выспись.

— Стивен! — дрожащей рукой Холлмайер ткнул в листы бумаги, — как бы безукоризненно ни работал смеситель, нет гарантии, не может быть гарантии полного сгорания инициатора.

— Не сходи с ума.

— Ты понимаешь, что случится, если хоть несколько молекул инициатора будет выброшено из сопла?! Они попадут на Землю, и цепная реакция охватит всю поверхность планеты, затронет каждый атом железа! Оно же есть повсюду! Не будет больше Земли! Ты только представь себе, куда вернешься!

Крейн раздраженно отмахнулся.

— Обо всем этом мы уже говорили. И не раз.

Он взял Холлмайера за рукав и потащил к основанию опор, на которых покоилась ракета. Под металлической конструкцией зияла выложенная огнеупорным кирпичом шахта, глубиной в двести и диаметром в пятьдесят футов.

— Сюда уйдет первое пламя. Если с ним вылетит хоть одна молекула инициатора, она здесь останется и будет нейтрализована. Все?

— Но и в полете угроза сохранится, — не сдавался Холлмайер. — Ничтожная капля инициатора рано или поздно упадет на Землю. Конечно, если ракета еще не успеет набрать определенную скорость.

— Ну сколько раз можно твердить одно и то же. Температура выхлопа уничтожит все. Ступай. Мне надо работать.

Крейн подталкивал Холлмайера к выходу из ангара, но тот продолжал кричать и размахивать руками.

— Я не допущу этого, — повторял он, — я найду, как тебе помешать. Я не позволю…

Крейн взялся за работу — но для него это была не просто работа. Он любовно возился со своим кораблем, доводя до совершенства каждую мелочь, и не замечал времени. Ракета была готова к старту; теперь, тщательно проверив все от носа до кормы, Крейн полностью убедился в этом. Он стоял, вытирая руки ветошью, и любовался своим детищем. Пятьдесят футов стали, из которых тридцать заполнены топливом. В переднем отсеке — гамак, сконструированный им для амортизации перегрузок. Кварцевый нос корабля, словно гигантский глаз циклопа, созерцал небеса. В ракете было что-то и от сверкающих рыцарских доспехов, и от стремительной искрометной рапиры, и от грозного огнестрельного оружия. Крейн думал: «После полета корабль погибнет. Врежется в землю и исчезнет в грохоте и вспышке взрыва. С мягкой посадкой пока не получается. Неважно! Пусть будет единственный полет — единственный и великолепный полет в неведомое. Чего еще может желать человек?»

Ни о перспективе собственной смерти, ни о возможной гибели всей Земли Крейн уже и не вспоминал.

Закрывая дверь, Крейн услышал голос Холлмайера. Он кричат от коттеджа по ту сторону поля. Слова было невозможно разобрать, было лишь видно, как он машет рукой. Крейн побежал по жесткой стерне, полной грудью вдыхая свежий вечерний воздух. «А все-таки хорошо жить на белом свете», — мелькнуло у него в голове.

Холлмайер сказал, что звонит Эвелина.

Крейн с недоумением посмотрел на него. Холлмайер держался как-то неестественно и, как показалось Крейну, избегал его взгляда.

— Что такое? Мы же договорились, что она не будет отвлекать меня. Это ты ей посоветовал? Хочешь помешать мне и используешь для этого Эвелину?

— Нет, — ответил Холлмайер, но в голосе его была неестественность, а глаза избегали Крейна; он внимательно рассматривал ультрамариновый вечерний небосклон.

— Слушай, милая, — сказал Крейн, взяв трубку, — не устраивай панику. До того, как корабль разобьется, я выпрыгну с парашютом и спокойно опущусь на землю. Как опавший лист. Я тебя очень люблю. Увидимся перед стартом. Пока.