Шарон Ли - Местный обычай

И Эр Том с холодной отстраненностью признал, что дама очень хороша собой. Синтебра эл-Кемин, Клан Нексон, обладала классической красотой: тонкие брови выгибались над опалово-голубыми глазами, обрамленными ресницами достаточно длинными, чтобы бросить полукружия теней на скулы.

Кожа у нее была гладкая и безупречно золотистая, нос аккуратненький, а губы — алые, как цветки клемеции. Она лукаво смотрела на него с экрана, и ее темные волосы, зачесанные назад и вверх, маняще открывали безупречные ушки.

Эр Том проглотил холодную волну тошноты и отвел взгляд, устремив его к окну и Дереву, возвышающемуся в сумерках.

— Это… невозможно, — прошептал он и заскрипел зубами, заставляя себя снова посмотреть на экран.

Прекрасная, безмятежная и совершенно лиадийская — такая же совершенно лиадийская, как и он сам, — Синтебра эл-Кемин манила его из глубин экрана.

И он знал, что вся ее фигура будет такой же привлекательной, как и ее лицо. Знал. Ему следовало бы, не колеблясь, найти мать и с благодарностью преклонить перед ней колени. Ничто в Законе не говорило о том, что дама должна быть хороша собой. На самом деле собственный закон Корвала требовал только, чтобы супруга по контракту была пилотом и принадлежала к полной жизни Семье. Все остальное предоставлялось воле судьбы.

Крепко закусив нижнюю губу, Эр Том смотрел в прелестное лицо предлагаемой ему супруги, пытаясь представить себе, как ее волосы тяжело упадут ему на руки, какой вкус будет у ее аккуратной золотисто-розовой груди…

— Нет!

Стул со стуком отлетел назад, и он по-пилотски стремительно метнулся в кухню, примыкавшую к его рабочему кабинету. Дрожащими пальцами он раскрыл шкатулку, небрежно рассыпая рубины, жемчуг и другие драгоценности. Когда на секунду ему показалось, что они потеряны, у него сжалось сердце — но в следующий миг он уже нашел их: они забились в дальний угол, где их накрыла платиновая заколка для плаща

Лоскут красного шелка не длиннее его ладони, вот и все. И еще кусок тусклой золотистой ленты, старательно свернутый в растрепанный цветок, сквозь который в такой любовью был пропущен красный шелк.

— Это невозможно, — снова прошептал он и приложил потускневший цветок к щеке, стараясь сдержать слезы, грозившие запятнать шелк. Он судорожно сглотнул.

— Я не стану вступать в брак.

«Смелые слова! — насмешливо отозвалась в нем та часть его сознания, которая принадлежала мастер-купцу, а-тоделму и наследнику делма. — А как же долг по отношению к Клану, не говоря уже о Законе и облегчении боли своей матери?»

«Если твое сердце поставило кого-то выше других…» — прозвучала в его памяти мольба матери, и пальцы Эр Тома конвульсивно сжались на лоскутке шелка. Она ни за что… он не смеет… это противоречит всему: Кодексу, обычаю, Клану… долгу.

Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоить стремительно несущиеся мысли. Клан требует этого от него, как от послушного сына Клана, в уплату за все, что он уже получил от Клана. Это справедливо. Другое… это какое-то странное, непокорное безумство, которое должно было бы миновать — спустя столько лет. И то, что оно осталось в столь неожиданно тяжелой форме, можно было считать свидетельством прискорбной недисциплинированности Эр Тома йос-Галана. Он стряхнет с себя это безумие — немедленно. Он сожжет шелк и потускневшую ленту, а потом прочтет файл Синтебры эл-Кемин, примет ванну и переоденется к трапезе. Он скажет своей матери…

Слезы хлынули у него из глаз, и он склонил голову, нежно охватив пальцами красно-золотой сувенир.

Что он скажет матери? Что в течение трех лет, упорно отказываясь от всех брачных контрактов, он к тому же не имел возлюбленной и даже не делил ни с кем ночи удовольствий? Что ни новые, ни привычные лица не волновали его? Что его тело словно существует где-то в стороне от его жизни и дел, которые от него требует Клан? Что пища напоминает пыль, а вино — уксус, и только долг заставляет его съедать достаточно пищи, чтобы напитать это холодное, далекое тело?

Если он скажет об этом матери, подумал несчастный Эр Том, то она в тот же миг отправит его к Целителям.

А Целители заставят его забыть все то, что не дает ему выполнить его долг.

Он подумал о забвении. И ведь из памяти нужно было бы стереть такой короткий отрезок времени и такой давний…

От этой мысли ему стало тошно, почти так же, как от лица женщины, которую его мать собиралась сделать его супругой.

Он сморгнул слезы и выпрямился, пряча лоскут шелка и истрепавшуюся ленту в нагрудный карман. Аккуратно вернув драгоценности в шкатулку, он оставил матери сообщение, в котором выражал сожаление по поводу того, что не сможет составить ей компанию за трапезой. А потом он ушел из комнаты, небрежно набросив на плечи потертую кожаную куртку, которая говорила о его принадлежности к пилотам.

Бумаги на рабочем столе раздраженно зашуршали под ветерком, врывавшимся в открытое окно, а на другой стороне долины замерцали прямо над Деревом первые вечерние звезды.

Глава вторая

Вручение нубиата, дара расставания, одним из партнеров становится знаком окончания любовной связи. Безупречность меланти требует, чтобы нубиат предлагался и принимался мягко и красиво, а потом о связи не упоминалось бы ни словом, ни делом.

— Мне стоит заключить, что эта дама — двухголовая уродина и к тому же злюка?

Даав йос-Фелиум плеснул мисравот в хрустальную чашу и протянул ее своему собеседнику.

— Совсем нет, — пробормотал Эр Том, принимая чашу и с напускным спокойствием покачивая ее содержимое, тогда как его сердце бешено колотилось. — Дама очень… красива.

— Ха!

Даав налил себе бледно-голубого вина и отпил немного, устремив на Эр Тома пытливые черные глаза. — Твоя мать, моя тетка, проявляет о тебе заботу. Когда я буду иметь удовольствие пожелать тебе счастья?

— Я не… то есть… — пролепетал Эр Том и замолчал, поднося к губам чашу, чтобы попробовать вино.

Вообще он в отличие от брата не любил мисравот, находя вкус жженой корицы не освежающим, а приторным. Но в этот вечер он сделал второй глоток и не спешил его проглотить, в то время как его мысли в непривычном смятении разбегались в разные стороны.

Опустив наконец чашу, он вздохнул и поднял голову, чтобы встретиться с умными глазами брата.

— Даав…

— Да, денубиа? Чем я могу быть тебе полезен?

Эр Том провел языком по губам, снова ощутив вкус корицы.

— Мне… нужен корабль.

Темная бровь иронически выгнулась.