Говард Лавкрафт - Поиски Иранона

- Каков бы ни был тот город, малыш, раз ты стремишься, но должен уйти отсюда и перейти через ихгры. Я не оставлю тебя чахнуть от тоски на берегу этой ленивой реки Зуро. Но не верь, что ты найдешь радость и понимание на другой стороне Картьенских холмов или дальше - ни на расстоянии одного дня пути, одного года или даже пяти лет пути. Послушай, что я тебе расскажу. Когда я был такой же маленький, как ты сейчас, я жил в долине Нартос, рядом с холодной рекой Ксари, где никому не было дела до моих мечтаний. Когда я стану большим, говорил я себе, я отправлюсь в Синару, на юг, и там на рыночной площади буду петь свои песни для веселых погонщиков верблюдов. Но когда, наконец, я прибыл в Синару, то увидел лишь пьяных и развязных людей. И песни их не были похожи на мои. Потом я путешествовал на лодке по реке Ксари, достиг города Ярен, стены в котором сложены из оникса. И там местные солдаты смеялись надо мной и всячески издевались. Я бродил по городам. Видел Стелос, укрывшийся под большим водопадом, созерцал болото, где когда-то возвышался Сарнат, посетил Траа, Иларнек и Кадетерон на берегу извилистой реки Ай. Я также долго жил в Олатое, что в стране Ломар. Если иногда боги и посылали мне слушателей, то всегда многочисленных. Но я знаю, что найду счастье только в Аире, городе из мрамора и берилла, где отец мой был тогда королем. Мы пойдем с тобой в далекую страну Онайю, за Картьенские холмы. Быть может там и находится Аира, хотя я и не верю в это. Ведь красота этого города превосходит все границы воображения и вызывает восхищение. И совсем другое дело страна Онайя, о которой погонщики верблюдов говорят с двусмысленной улыбкой.

На закате солнца Иранон и малыш Ромнод покинули Телос и отправились в долгий путь по зеленым холмам и молодым лесам. Дорога была длинной и изнурительной и, казалось, что она никогда не приведет путешественников в Онайю, страну лютней и танцев. Каждый вечер, когда звезды зажигались на небе, Иранон пел об Аире и его красоте, а Ромнод с восторгом слушал эти песни. Вдвоем они чувствовали себя счастливыми.

В пути друзья питались фруктами и ягодами, которые в изобилии росли в лесах. Шло время, и ни один из них не заметил, как быстротечно пробежали годы. Малыш Ромнод давно уже стал взрослым, его голос окреп и не был уже таким звонким как в детстве. Но сам Иранон совсем не изменился и не постарел. Его золотые волосы, смазанные ароматической смолой, по-прежнему украшал венок из свежих виноградных листьев.

И вот однажды Ромнод стал выглядеть старше Иранона, хотя тогда, много лет назад, когда его, смотрящего на мутные воды реки Зуро, впервые увидел Иранон, он был еще ребенком.

В одну из ночей, поднявшись во мраке на вершину холма, путешественники увидели внизу перед собой мириады огней Онайи. Местные крестьяне подтвердили, что это действительно Онайя, страна лютней и танцев. Но Иранон знал, что перед ним не Аира, не его родной город. Огни города, в который они прибыли, были резкими, тогда как огни Аиры переливались мягко и загадочно, как отблески лунного света на земле у окна, возле которого мать Иранона пела для него колыбельные песни.

Иранон и Ромнод спустились с крутого холма и отправились в город на поиски слушателей своих песен, мечтая доставить им удовольствие. Войдя в город, они обратили внимание на слоняющихся от дома к дому праздных гуляк с гирляндами из роз вокруг шеи. Именно они стали первыми слушателями Иранона и забросали его цветами едва он закончил свою песнь. И тогда, на одну минуту, Иранон поверил, что наконец встретил людей, близких ему по духу, которые могли думать и чувствовать так же, как он.

На рассвете Иранон посмотрел вокруг себя с грустью: купола Онайи не отливали золотом, напротив, они были серыми и мрачными. Город не мог сравниться по красоте с Аирой. Лица жителей были мертвенно-бледными из-за постоянных разгулов и оргий, опухшими от злоупотребления вином. Они не напоминали радостные и сияющие от счастья лица жителей Аиры. Но поскольку все эти люди встречали его песни цветами и аплодисментами, Иранон решил остаться в городе. Он сделал это еще и ради своего друга, который обожал атмосферу постоянного праздника. Ромнод стал украшать свои волосы розами, как это делали коренные жители города.

По ночам Иранон исполнял свои песни и гимны для беззаботных прожигателей жизни. Он совсем не изменился. Все так же в венке из виноградных листьев он мечтал в своих песнях, о мраморных улицах Аиры, о прозрачной, как хрусталь, реке Нисра.

Однажды Иранон выступал в роскошном королевском дворце под хрустальным сводом. Он пел с таким чувством, что смог пробудить в пьяных сотрапезниках монарха с багровыми лицами воспоминания о прекрасном, добром и давно забытом. Король попросил Иранона снять рваную пурпурную тунику и одел его в атлас и парчу, даровал ему нефритовые кольца и браслеты из крашеной слоновой кости. Он поселил его в роскошной, убранной коврами комнате с золочеными стенами, с кроватью из резного дерева, с шелковым покрывалом, вышитым цветами. Так Иранон остался в Онайе, стране лютней и танцев. Никто не знает, сколько времени пробыл он там. Но однажды король пригласил во дворец танцоров из пустыни Лирани и смуглых музыкантов-флейтистов. В этот вечер беззаботные гуляки бросали Иранону намного меньше роз, чем танцорам и музыкантам-флейтистам. Постепенно Ромнод, бывший когда-то мальчиком из гранитного города Телоса, начал полнеть и часто хмелел от выпитого вина. Он стал меньше мечтать и уже без прежнего удовольствия слушал песни своего друга и учителя. Но, несмотря на свою грусть и печаль, Иранон продолжал петь песни и мечтать об Аире, городе из мрамора и берилла.

Однажды ночью Ромнод, грузный и отяжелевший, с лицом, багровым от вина, неслышно угас на своих шелковых подушках. Он умер, когда Иранон тихо пел для себя самого гимны, сидя в темном углу.

Оплакав своего друга и убрав его могилу ветками с зелеными почками, которые когда-то так ему нравились, Иранон снял дорогую одежду и украшения, облачился в свою пурпурную тунику и венок из виноградных листьев и незаметно для всех под покровом ночи покинул Онайю, страну лютней и танцев.

Иранон вновь отправился на поиски своего родного города и людей, которые смогли бы понять и полюбить его песни и мечты.

Во всех городах Сидасрии и Бназии дети с плутоватыми и наглыми лицами смеялись над его песнями и его рваной туникой. Иранон по прежнему оставался молодым и все так же посвящал песни Аире, волшебному городу своих мечтаний и грез.

Поздней ночью он зашел в нищую и убогую лачугу старого пастуха, сгорбленного под тяжестью лет. Он всю жизнь пас баранов на каменистом склоне, возвышающемся над болотом из зыбучих песков. Иранон обратился к нему с вопросом, как делал это уже много раз: