Герберт Уэллс - Борьба миров (без указания переводчика)

Все это время марсиане, очевидно, готовились к своему предприятию.

Во время противостояния 1894 года на освещенной части диска был виден сильный свет, замеченный сначала Ликк-ской обсерваторией, затем Перротеном в Ницце, а затем и другими наблюдателями. Мы, англичане, впервые прочитали об этом в журнале «Nature» («Природа»), в номере от 2 августа. Я склонен думать, что то был выстрел из громадной пушки, поставленной в глубине шахты на Марсе.

Такие же странные световые вспышки, казавшиеся тогда необъяснимыми, наблюдались на том же самом месте и во время двух последующих противостояний.

Гроза разразилась над нами шесть лет назад. Когда Марс приблизился к противостоянию, Ловелл из своей обсерватории на острове Яве сообщил по телеграфу в Международное астрономическое бюро сенсационную новость о громадном взрыве раскаленных газов на соседней планете. Взрыв произошел около полуночи 12-го числа. Спектроскоп, которым Ловелл не преминул воспользоваться, обнаружил массу воспламененных газов, главным образом водорода, двигавшуюся к Земле с чудовищной быстротой. Поток огня перестал быть видимым около четверти первого. Ловелл сравнил его со вспышкой раскаленных газов, вырывающихся из дула орудия.

Сравнение было удачное. Однако на следующий день в газетах не появилось никакого сообщения об этом, если не считать небольшой заметки в «Daily Telegraph» («Ежедневный Телеграф»), и мир не был своевременно предупрежден о самой серьезной из всех опасностей, когда-либо грозивших человечеству. Я тоже, вероятно, ничего не узнал бы об извержении на Марсе, если бы случайно не встретился с Оджилви, известным астрономом, проживавшим в Оттершоу. Оджилви был очень взволнован только что полученной новостью и от избытка чувств пригласил меня принять в ту же ночь участие в его наблюдениях над красной планетой.

Несмотря на все, что случилось после, я до сих пор вспоминаю наше ночное бдение: темная и тихая обсерватория; прикрытый фонарь в углу, бросающий слабый свет на пол: равномерное тиканье часового механизма в телескопе; большая щель в потолке — продолговатая бездна, испещренная пылью звезд. Оджилви невидимкой двигался по обсерватории, и только шум шагов указывал на его присутствие. Заглянув в телескоп, можно было увидеть темно-синий круг с маленькой плававшей в нем круглой планетой. Она казалась такой крошечной, такой светлой, такой безобидной и мирной со своими едва заметными поперечными полосами, со слегка сплющенной окружностью. Она была так мала, так серебристо-тепла, эта световая булавочная головка! Казалось, будто она слегка покачивается, но в действительности это вибрировал телескоп от толчков часового механизма, удерживавшего планету в поле зрения.

Наблюдая за звездочкой, я заметил, что она то уменьшается, то увеличивается, то приближается, то удаляется. На самом деле этого, конечно, не было, — обманчивое впечатление вызывалось усталостью глаза. Больше шестидесяти миллионов километров пустого пространства отделяли от нас эту звезду. Немногие могут представить себе всю необъятность пустоты, в которой реют пылинки материальной вселенной.

Вблизи планеты — я помню — виднелись три маленькие светящиеся точки: три телескопические звезды, бесконечно далекие, а вокруг — неизмеримый мрак пустого пространства. Вы знаете, какой вид имеет эта бездна в морозную звездную ночь. В телескоп она кажется еще глубже. И вот из этой неизмеримой глубины, невидимо для меня, но стремительно и неуклонно, приближаясь на многие тысячи километров с каждой минутой, падало то, что должно было принести на Землю столько борьбы, страдания и смертей.

Конечно, наблюдая планету, я ни о чем таком не догадывался. Да и никому на Земле не могла прийти в голову мысль об этом безошибочно направленном метательном снаряде.

В эту ночь новый поток газа оторвался от далекой планеты. Я сам видел его. Красноватая вспышка появилась на краю диска в тот самый миг, когда хронометр пробил полночь. Я сказал об этом Оджилви, и он занял мое место. Ночь была теплая, и мне захотелось пить. Ощупью, неловко ступая в темноте, я побрел к столику, где стоял сифон с содовой водой, как вдруг Оджилви вскрикнул при виде несущегося к нам воспламененного газа.

В эту ночь новый невидимый снаряд был пущен с Марса на Землю — ровно через сутки, с точностью до одной секунды, после первого. Помню, я сидел за столом во мраке, и красно-зеленые пятна плавали у меня перед глазами. Хотелось курить, а спичек не было. Я не подозревал ни действительного значения этой мгновенной вспышки, ни того, что за ней последует. Оджилви продолжал свои наблюдения до часу ночи. В час он прекратил их; мы зажгли фонарь и отправились к нему на квартиру. Внизу, в темноте, чернели городки Оттершоу и Чертси, погруженные в мирный сон.

Оджилви в эту ночь разглагольствовал об условиях жизни на Марсе и высмеивал вульгарное мнение, будто обитатели Марса подают нам сигналы. Он полагал, что на планету упал целый град метеоритов, или что там произошло огромное вулканическое извержение. Он доказывал мне, как мало вероятности, чтобы органическое развитие шло тем же самым путем на двух соседних планетах.

— Миллион шансов против одного, что на Марсе нет человекообразных существ, — говорил он.

Сотни наблюдателей видели пламя в эту и в последующую ночь, и так десять ночей подряд, каждый раз около полуночи. Почему выстрелы прекратились после десятой ночи, этого никто на Земле не пытался объяснить. Быть может, газ, распространявшийся при стрельбе, причинял какие-нибудь неудобства марсианам. Густые клубы дыма или пыли, замеченные в наиболее сильные земные телескопы в виде маленьких, серых, волнообразных пятен, расползались в чистой атмосфере планеты и затемняли ее хорошо знакомые очертания.

Наконец все газеты заговорили об этих странных явлениях. Здесь и там начали печататься популярные статьи о деятельности вулканов на Марсе. Помнится, юмористический журнал «Punch» («Петрушка») очень остроумно воспользовался этим для политической карикатуры. А между тем никому не ведомые снаряды летели с Марса к Земле через пустую бездну пространства, со скоростью многих километров в секунду, приближаясь с каждым днем, с каждым часом. Мне кажется теперь странным, как это люди могли 'волноваться своими мелочными заботами, когда над ними уже нависла гибель. Помню, как ликовал Маркхем, получив новый фотографический снимок планеты для иллюстрированного еженедельника, который он тогда издавал. Люди нашего времени вряд ли представляют себе, как многочисленны и предприимчивы были газеты в девятнадцатом столетии. Что касается меня самого, то я с величайшим рвением учился ездить на велосипеде и писал ряд статей, обсуждавших вероятное развитие нравственности в связи с прогрессом цивилизации.