Андрей Пасхин - Искатель. 2009. Выпуск №06

В каждой комнате размещалось по одной семье. Прямо перед входной дверью жила очень старая женщина по имени Анастасия Ильинична. Она страдала подагрой, ходила с большим трудом, сгорбившись и опираясь на старинную резную палку с ручкой из слоновой кости. Когда останавливалась и отставляла палку, то старалась выпрямить тонкий стан, расправляла плечи, гордо откидывала назад голову с копной черных, без единого седого, блестящих волос и превращалась в молодую статную женщину. Ее лицо было всегда очень бледно, и черные как ночь глаза горели странным, неестественным на этом фоне огнем. Была она «из бывших», как говорили соседи. В свое время вся эта квартира принадлежала ее семье. Затем их «уплотнили», оставив только одну комнату. Ее муж, инженер-путеец, служивший на московской железной дороге, сгинул без следа в Гражданскую войну, а два сына погибли в Великую Отечественную.

Во второй комнате жил я с родителями. Отец был инженером и строил дома, а мама, тоже инженер-строитель, работала в одном из наркоматов.

В третьей комнате располагалась такая же, как наша, семья из трех человек: девочка Ира, лет девяти, с голубыми глазами, хорошенькая, как Мальвина, в раннем детстве переболевшая полиомиелитом и прикованная к инвалидному креслу; ее мама, уборщица-почасовик, и отец, мелкий служащий. Почти все заработанные деньги уходили у них на лекарства и профессоров для дочери, поэтому жили они очень трудно. Щи, картошка да каша — вот постоянный рацион взрослых. Если удавалось купить масла, фруктов, то их отдавали Ирише.

И наконец, в последней угловой комнате проживало семейство Фроловых. Темная семья. Отец — «Кныш», как его звали в доме, — находился в местах не столь отдаленных. Ходили слухи, что во время грабежа квартиры он задушил, а затем утопил в ванне старуху, которая там жила. Но этот эпизод доказать не удалось, и Кныш получил только длительную отсидку. Его жена Вера Павловна, а попросту Верка, по прозвищу «Шалава», неопределенного возраста, худощавая, с лицом мопса и бесцветными волосами, работала буфетчицей при вокзале на подмосковной станции. Еще совсем недавно Верка ходила с огромным животом и, как все полагали, должна была вот-вот родить. Сама она беременность отрицала и со смехом говорила, что у нее водянка. Затем на сутки исчезла и появилась уже «без живота», злая, но довольная, заявив всем, что если кто насчет водянки Кнышу когда-нибудь скажет, то ему язык отрежут. Была у Шалавы двадцатипятилетняя дочь, по

имени Татьяна, которая не училась и не работала, ходила ночами с мужиками по ресторанам, а днем отсыпалась. Был также сын Виктор, он же Витёк, который в свои двадцать четыре года успел два раза отсидеть за хулиганство и грабеж, работал где-то слесарем, носил «фиксу» и говорил «по фене».

Если в трех первых комнатах практически всегда была тишина, лишь иногда по праздникам у нас собирались гости, играл патефон, то из четвертой комнаты постоянно доносились крики, брань, блатные песни, там играли на баяне и дрались, гомерически хохотали и истерически плакали, частенько выплескивая свои эмоции в места общего пользования.

Анастасия Ильинична почти перестала выходить из своей комнаты. Еду она готовила у себя. В магазин за продуктами ходить уже не могла, и их приносили или мои родители после работы, или наши ближние соседи, но чаще всего я. Старушка все больше лежала, и я понемногу научился даже кое-что несложное готовить для нее. Придя из школы и сделав уроки, я направлялся к бабе Насте и помогал ей по хозяйству. Для меня это было несложно и даже интересно, потому что вся ее комната была заставлена старинными вещами, статуэтками; на полках стояли старые-престарые книги, которые я часто с увлечением листал, в основном из-за-прекрасных иллюстраций. Бывало, сварив кофе и подав ей в маленькой расписной китайской чашечке из тончайшего фарфора, я подсаживался к огромной тахте, на которой лежала баба Настя, и она мне рассказывала интересные вещи. Так, от нее я услышал, что Бог — это не человекоподобное существо, как внушает нам церковь, а Высший мировой Разум. Что Вселенная и все, что в ней есть, не созданы Богом, а были, есть и будут всегда, так же как Разум; однако Вселенная все время развивается и совершенствуется, и так будет вечно, ибо совершенству нет предела. Что души людей, животных и растений бессмертны и являются своего рода органами чувств Разума, проводниками информации, через которые он определяет происходящие в определенной части материи изменения и вносит поправки в ее развитие. Что для управления душами у Разума есть специальные посредники (мы называем их ангелами), которые направляют души, обеспечивают очищение, развитие и совершенствование. Они же и определяют время, когда созревшие души должны соединиться с Высшим Разумом. На место таких душ создаются новые, которые включаются в этот вечный процесс. Бабушка Настя также объяснила, что при очередном воплощении души человек, который ее носит, как правило, не знает о прошлой жизни. Это дает ему право самостоятельного выбора образа жизни, потому что процесс совершенствования без осознанного, а не навязанного стремления к нему невозможен.

Конечно, многое мне, десятилетнему мальчику, было не очень понятно, однако я четко усвоил одну мысль: для достижения высшего единения, совершенства, мудрости и счастья надо соблюдать законы нравственности, изначально заложенные в нас. Под нравственностью в то время я понимал — быть честным, добрым, никого не обижать, помогать нуждающимся, любить родителей и слушаться их.

Между тем за пределами моего детского внимания события стремительно развивались и послужили причиной целой цепи трагических и загадочных происшествий. Все началось со встречи Татьяны со своим иногородним ухажером в ресторане «Арагви», где «воздыхатель» сделал ей предложение «руки и сердца» в обмен на жилплощадь с пропиской. В Москве в то время «осесть» было очень трудно, но Татьяна придумала план, как это сделать и одновременно улучшить свои жилищные условия. Ключевая роль здесь отводилась некоему Феклистову, старому знакомому матери Татьяны. Этот прожженный комбинатор заведовал местным райжилотделом и имел нужные связи в Моссовете. Именно Феклистов помог им с матерью получить комнату и прописаться в Москве. Сделал он это, разумеется, не за красивые глаза Веры Павловны. Кандидат в мужья полностью одобрил план и обещал выделить нужную сумму денег.

Вернувшись домой, Татьяна подпоила мать и решила порадовать ее поступившим предложением.

— Что, твоему хахалю уж невтерпеж стало? Московскую прописку ему подавай, да еще с жильем.