Дарио Тонани - Пыльные утренние ракушки

Кашель осмотрел виадук, состоявший из громадных железобетонных пилонов: в пятидесяти метрах выше и в полукилометре впереди шесть съездов расходились веером. Три — на север, остальные — на юг. Машина должна была находиться практически над ними, она ехала медленно, на минимальных оборотах мощного мотора.

Казалось, обороты падали, машина притормаживала, загодя выруливая на одну из кривых, которые вели вниз. Автомобиль находился еще достаточно высоко, поэтому не было видно, как он сходит с рампы, но это вопрос нескольких секунд. Из-за ветра, который хлестал порывами по рампе и пилонам виадука, шум двигателя и выхлопа органических отходов звучал, будто урчание в животе.

Вонь дизеля, смешанная с человеческими испарениями. Трое скукожившихся в панике на земле. Кашель обнял помповое ружье и пополз под машину Рака, Пряжка последовал за ним, безуспешно пытаясь затащить вниз Червя, который, стоя на четвереньках, рассказывал, как ему хорошо.

Первая рампа перед ними оставалась пустой. Если машина решит съехать по ней, они точно попадут в поле ее обзора. Кашель закусил губу. Раки-отшельники не могут выходить из своих дорогостоящих ракушек: у них нет ног. Даже если им нужно покинуть авто, они перемещаются на руках или скачут на копчике, и то больше чем на два-три метра не могут отойти от машины, ведь именно такую длину имеют трубки, которые связывают их с медицинской аппаратурой, позволяющей питаться и дышать. И все-таки, думал Кашель, этот урод, возможно, вышел из машины, не выключая мотора, чтобы внезапно прыгнуть им на спину и, ухмыляясь, проткнуть их своими пластиковыми зондами. Эта картинка привела к выбросу адреналина, мозг Кашля работал теперь только для защиты, пока не спадет напряжение.

Проклятый Рак не мог быть ни настолько хитрым, ни настолько скрытным. Однажды, примерно десять — двенадцать лет назад, отец Кашля в силу обязанностей участвовал во вскрытии: два симбионта медленно умирали на его руках, испачканных жиром, черной смазкой и кровью, и маленький Кашель получил урок на всю жизнь. Поэтому ему было известно — пусть даже и приблизительно, так, как дети познают жизнь, — что значит быть атакованным машиной для диализа и искусственного дыхания: хрип и покрасневшие глаза под маской, пролежни на ягодицах и спине и сердце, которое улетает в аритмию на высоких оборотах мотора.

Рычание двигателя затихало двадцать секунд, а потом опять стало нарастать. Кашель старался развернуться в своем убогом пространстве под капотом; лежащий за ним Пряжка почти уткнулся носом в его подошвы. Автомобиль вновь приближался.

Завизжали покрышки. Выстрелы ударили по асфальту, окатив людей ливнем крошева. Примерно в тридцати метрах, недалеко от того места, где их застал врасплох Рак, покрытый грязью симбионт закрутил машину так, что заставил стонать резину. Он с ревом повышал обороты. Притаившись под машиной, Кашель видел в контражуре темный профиль водителя, перезаряжавшего ружье.

Кашель прицелился и обрушил град выстрелов на врага: решетка радиатора, заляпанная сухой грязью, развалилась надвое, как разрезанный пополам арбуз, ветровое стекло разлетелось фонтаном сверкающих брызг. Машина, ускоряясь, рванула вперед, прямо к троице нотехов. В ливне пуль Кашель видел капот машины, теряющей кусок за куском: фары взорвались, крылья отлетели вверх и грохнулись на асфальт, превратившись в металлолом. Передние колпаки отскочили, ударившись о бордюр тротуара.

Пряжка поднялся из-за укрытия, а Червь так и лежал на асфальте, закрыв руками голову… Кусок кузова перелетел через преграду, за которой прятался Кашель, автомобиль затормозил и крутанулся на месте. Водитель открыл огонь. Вокруг Кашля под ударами пуль, страдая, орало железо. Под кузов влетел град дымящихся осколков. Кашель чувствовал, как они впиваются в тело — в ноги, спину, ягодицы. Прижавшись щекой к земле, он видел Червя, который вздрагивал под градом пуль, вспарывающих его спину.

Последним усилием он вытолкнул из-под раскаленного листа металла помповое ружье. Выстрелы прекратились. Ракушка медленно завершила движение вокруг руин и остановилась в двух метрах с левой стороны. Кашель смотрел на нее с отвращением. Она выглядела ветераном тысяч дуэлей — таких же, как эта, — с вмятинами и синяками, с длинными царапинами вдоль дверей и взорванных окон. Пучки волос застряли в решетках, прикрывающих фары. Под слоем грязи угадывалась краска. Задние крылья были покрыты кровью и органическими останками сбитого млекопитающего. И что это за хреновы шипы по боками багажника?

Прозрачная негнущаяся рука показалась из окна. На бицепсе — татуировка шестеренки, пронзенной молнией. Рука держала прозрачный пластиковый пакет, какой используют в госпиталях для плазмы крови или медицинских растворов. Внутри угадывалась мутная моча. Рак бросил его на землю, а второй, с черноватым калом, внутри которого сверкнул цилиндр хромированного металла, швырнул Кашлю…

Каррутер медленно въехал в механический отсек № 19, выключил мотор и расслабился. Он чувствовал себя старым и уставшим. Откинув голову на подголовник, он начал массировать лоб. В голове мучительно пульсировало, руки дрожали. Две белесые трубки исчезали в отверстии под крючковатым носом, испачканным кровью. Он проверил на кокпите артериальное давление и пульс: все о'кей, сервисные машины уже ввели в систему циркуляции пару миллиграммов лабеталола и диклофенака, чтобы остановить воспаление, начавшееся из-за впившегося в щеку осколка. Страшно хотелось пить, и мучил неудержимый зуд в бедре. Каррутер услыхал, как сзади, за спиной, с металлическим шумом закрылась ролета. Под пологом механического отсека зажглись четыре неоновые лампы в защитных стальных решетках, забитых мертвыми насекомыми. Две ночные бабочки вспорхнули и полетели искать тишину и темноту в другом месте. Каррутер слышал цикадную трель дозатора капельницы. Костистой рукой он нажал красную кнопку на руле, и жидкость цвета амбры перестала циркулировать в его предплечье. Он отодрал пластырь, который держал иголку, и вырвал ее. Веки смыкались, хотелось заснуть хоть ненадолго, но он знал: скоро должен прийти сервисбот, чтобы проверить, все ли в порядке. Позволь себе закрыть глаза — и увиденное раньше взорвется под веками ослепляющими огнями, закружится голова и станет легким шариком, плывущим в воздухе вдоль цементной дороги. Дробный стук в уцелевшее окошко заставил резко вскочить. Каррутер глянул на возникшую за грязным стеклом металлическую фигуру. Это был сервисбот третьего поколения, старый и плохо ухоженный, с полуприкрытым глазом из смеси помутневших от гноя линз. Он держался на двух субтильных ногах, смазанных серым дегтем. Круглая шапочка на голове была разукрашена призмами и зеркалами, словно они только и ждали, когда включится большой свет.