Роберт Силверберг - Звероловы

– Я ни на что не намекаю. Но мне кажется, что вы с удовольствием продолжили бы исследования. И наилучший способ сделать это – заставить меня чинить систему управления. Вы своего добились!

– Гас, – Давидсон положил руку мне на плечо, – мы этого не делали. Ни он, ни я.

Я понял, что он говорит правду.

– Кто же тогда?

Давидсон пожал плечами.

Они ушли к животным, а я постарался сосредоточиться на ремонте. Через несколько часов работы мои пальцы стали дрожать от усталости, и я решил отложить ремонт до следующего дня.

В ту ночь я спал плохо. Из вольеров доносились стоны муравьедов, визг, шипение, блеяние и фырканье других животных. Наконец около четырех утра я провалился в глубокий сон. Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел бледные лица Холдрета и Давидсона.

– Вставай, Гас!

– Какого черта!… – но меня уже тащили в рубку. Там я мгновенно пришел в себя.

Все провода, ведущие к пульту управления, опять лежали на полу!

Необходимо охранять рубку, – сказал я. – Один из нас должен постоянно бодрствовать. Кроме того, всех животных следует немедленно удалить из звездолета.

– Что? – негодующе воскликнул Холдрет.

– Он прав, – согласился со мной Давидсон.

Весь день я чинил пульт, а к вечеру первым заступил на вахту, с трудом подавляя желание вздремнуть. Когда Холдрет вошел в рубку, чтобы сменить меня, он ахнул и указал на пульт. Провода вновь валялись на полу…

Ночью мы все остались в рубке. Я чинил этот проклятый пульт. Но к утру оказалось, что все труды пропали даром. Никто не заметил, как это произошло.

Я вылез из звездолета и уселся на большой камень. Одна из собакообразных подошла ко мне и потерлась мордой о колено. Я почесал ее за ухом.

На одиннадцатый день животные перестали интересоваться нами. Они бродили по равнине, подбирая комочки белого тестообразного вещества, каждую ночь падавшего с неба. Мы назвали его манной небесной. Провизия кончилась. Мы заметно похудели. Я уже давно не подходил к пульту управления.

К вечеру Давидсон набрал ведерко манны, и мы устроили пир.

– Надо сказать, – заметил Холдрет, – звездолет мне порядком надоел.

Хорошо бы вернуться к нормальной жизни.

– Пошли спать, – предложил я. – Утром мы еще раз попробуем выбраться отсюда. Надеюсь, нам это удастся, – моим словам явно не хватало былой уверенности.

Утром я встал пораньше с твердым намерением починить пульт. Войдя в рубку, я взглянул на обзорный экран и замер. Потом вернулся в каюту и разбудил Холдрета и Давидсона.

– Посмотрите в иллюминатор, – попросил я.

Они кинулись смотреть.

– Похоже на мой дом, – пробормотал Холдрет. – Мой дом на Земле!

Мы вышли из звездолета. Вокруг собрались животные. Большой жираф подошел поближе и печально покачал головой. Дом стоял посреди зеленой лужайки, чистенький, сверкающий свежей краской. Ночью чьими-то заботами его поставили около звездолета, чтобы мы могли в нем жить.

– Совсем как мой дом, – изумленно повторял Холдрет.

– Естественно, – буркнул я. – Они воссоздали его по твоей памяти.

– О ком ты говоришь? – спросили в один голос Холдрет и Давидсон.

– Неужели вы до сих пор не сообразили, в чем дело? – я облизал пересохшие губы, поняв, что остаток жизни нам придется провести на этой планете. – Неужели не ясно, что означает этот дом? Это наша клетка. Нас, звероловов, здешний разум умудрился загнать в свой космический зоопарк!

Я взглянул на безоблачное, теперь уже недостижимое небо, поднялся на веранду и тяжело опустился на стул. Я смирился и представил себе табличку на изгороди:

"Земляне, звероловы.