Павел Князев - Кровь земли

Тяжело находиться в таком замкнутом пространстве. Напрочь теряется ощущение времени, наступает слабость. Хотя слабость ясно от чего: эти неуклюжие впрыскивают в меня нечто химическое и неживое, организм не может его распознать и вынужден создать блокировку. Оттого и мышцы немеют. Я становлюсь похожей на медузу. Тут всё неживое, в этом главная проблема: дно, небо, стены… Они напоминают энергетические барьеры, только пройти сквозь них невозможно. Я не могу чувствовать вибрацию планеты. А за прозрачными стенами они толпятся, что — то верещат на примитивном уровне. Смотрят восхищённо, чем-то сверкают, ослепляя глаза… Наслаждаются моей беспомощностью. Мне бы парочку липких онклов. Один их свист сбивает людей с ритма. Тут главное — не переусердствовать. Ох, уж эти гуманные законы. Сейчас за барьерами пусто. Ночью они спят. Только она осталась. Маленькая особь женского начала. Совсем ребёнок. Подолгу тут стоит. Уводят её на короткое время, а потом она снова тут. Совсем юная и наивная. Взгляд растерянный и блуждающий. Чувствую посыл, слабый и беспорядочный. Она не интересуется — ищет контакт. Это странно. Люди неспособны к общению такого уровня. Я пыталась однажды вступить в контакт с одиноким рыбаком и что? Он весь в судорогах задёргался. Пришлось бедолагу до самого берега волочить. Может, с этим экземпляром стоит попробовать? Сначала исследую её мозг. Надеюсь, энергорецепторы не нанесут ей вреда. Осторожно двигаюсь по линиям: сюда, ещё глубже, дальше, что тут? Поле информации чисто. Почему? Ясно: заслон, ещё один… Лишь короткие нити сквозь них проникают, тонкие и непрочные. Так вот оно что: её рецепторы не воспринимают внешнюю информацию, функции движения блокированы, оттого и поведение сильно заторможено. Сразу убрать заслоны нельзя: потоки вызовут необратимые сбои, но если постепенно стирать их, то поле можно привести в активное состояние. Удивительно, но этот человек способен создавать сигнал. Нужно лишь научить его этому.

Два охранника, нанятые следить за порядком в большом западном океанариуме, воспользовавшись затишьем, зашли в комнату для курения. По наголо бритой голове, могучему телосложению и идеально подобранной униформе они напоминали братьев-близнецов, хотя на самом деле — таковы стандарты Кемеровского. В помещении установлен небольшой экран, откуда они продолжали наблюдать за смотровым залом. В данный момент он пуст. Лишь худенькая фигурка одинокой девочки лет четырнадцати, с отрешённым взглядом и короткими соломенными волосами, стояла, словно манекен, прильнув к прочному стеклу.

— Слышь, — сказал один охранник, щёлкнув зажигалкой. С удовольствием затянувшись, выпустил колечки дыма и продолжил, — что она там маячит?

— Тебе мешает? — второй также закурил сигарету и бросил короткий взгляд на экран, — Алёной её зовут. Дочь местной лаборантки.

— Да я так спросил. Стрёмно как-то.

— Она не то с детства больна, не то с рождения. Церебральный паралич вроде. Да к тому же ещё и глухонемая. Кроме матери и брата, никого не признаёт. Они её сюда приводят.

— Интересно, как они её понимают?

— А куда им деваться? Хотя, поговаривают, что азбуку она освоила и одним пальцем может на клаве выстукивать.

— Да, врагу не пожелаешь.

— Не трать мозг, не наше это дело. Ты только не вздумай трогать, ну, или там, прогонять её. Хозяин сразу башку снесёт.

— А кто она ему?

— Да никто. Может у него слабость к больным и убогим, кто знает? Был приказ, а я приказы не обсуждаю и тебе не советую.

— Да я ничего, — он ненадолго замолчал, выпустив очередную порцию дыма. Затем, словно вспомнив, продолжил: — У нас тоже сосед был. Мальчишка с той же проблемой. Только выл по ночам. Мы думали, что он в полнолуние так, оказалось, просто по ночам. — Он медленно затянулся и задумался.

— И что дальше? — спросил второй.

— Потом перестал выть. Думали, выздоровел, а оказалось, помер. Неизлечимо это.

— Печально. Ты ведь у нас недавно?

— Третий месяц.

— А я уже шестой год. Помню её маленькой, лет девять, наверное, было. Тогда она у восточного аквариума ошивалась, даже как-то рыб подкармливала. Ну и свалилась однажды.

— Куда? — ошалело спросил второй, едва не выронив сигарету. — В аквариум?

— Ну да. Я как раз на смене был. Слышу, кипиш пошёл, спасатели там, водолазы… А её акула вытащила.

— Как акула?

— А вот так, прямо в зубах притащила и даже не покусала.

— Слышь, а что такое бывает? Я слышал про дельфинов, что людей спасали, но чтоб акулы?

— Да я бы и сам не поверил, лопни мои глаза, кабы не видел.

— Может, она того, — первый с опаской кивнул на экран. — Ведьма?

— Больная она, — усмехнулся второй. — А таких, видимо, даже рыбы не жрут. Ладно, — сказал он, затушив остатки сигареты и бросив в урну. — Харэ трепаться, пошли работать.

Юрий Кемеровский, сорокалетний, крепкого телосложения, с изрядно поседевшими короткими волосами, тонким носом и волевым подбородком, вполне смахивал на так называемых новых русских. Не хватало лишь малинового пиджака (он не любил одежду, стесняющую движения). Уже который день он наблюдал с экрана за своим новым питомцем. И не переставал восхищаться: невероятно огромный, как в легендарных фильмах, он явно стоил таких денег. Слава о его океанариуме очень скоро разлетится на весь мир. От репортёров уже отбоя нет. Да что там, особо любознательные толпами рвутся посмотреть на чудище морское. И это только начало. Попутно Юрий видел прильнувшую к стеклу, недвижную фигурку Алёны. Её болезнь затрудняла общение с людьми, и она находила утешение с дельфинами и акулами. Могла подолгу смотреть на них, и те как будто её понимали: подплывали близко, издавали непонятные звуки…

Кемеровский знал, что такое быть непонятым людьми. Нет, рос он здоровым, активным ребёнком, но его поступки часто вызывали недоумение у окружающих.

Ещё в детстве, когда внезапно перенесли его посвящение в пионеры и он отказался вступать в эту организацию, его никто не понял; когда все сверстники мечтали быть космонавтами, а он хотел, как бабушка, продавать газировку, его подняли на смех; когда позже он продал квартиру, машину, дачу и купил никому не нужные ваучеры, от него отступились все: жена ушла, не выдержав съёмных квартир, родственники отдалились, друзья здоровались с неохотой. Когда же вложенные инвестиции стали приносить баснословные плоды, близкие стали называть его жмотом и удивлялись, почему он не может дать в долг? И уж тем более все отговаривали его от покупки крохотного острова на Курилах. А он всегда поступал в соответствии со своими принципами. Приобретение осьминога было очередным безрассудным поступком, но каким-то чутьём Юрий верил в правильность своих действий.