Артур Кларк - Прелюдия к космосу
Лайнер снижался в пелене облаков – таких ослепительно белых, что у Дирка заболели глаза.
Сначала мелькали небольшие просветы, но вскоре Дирк понял, что слой облаков толщиной почти равен высоте Гималаев. Тотчас лайнер оказался как бы в огромном туннеле, по обе стороны которого лежалI плотный снег. Дирк невольно вздрогнул, но тут же осознал, что это не снег, а облака, и расслабился.
Видимо, облачный слой был очень плотным, поскольку Лондон он видел всего несколько мгновений, а потом, совершенно неожиданно, лайнер совершил мягкую посадку.
Сразу же нахлынули звуки внешнего мира – металлические голоса из динамиков громкоговорителей, лязганье люков, а громче всех остальных шумов – затихающий рокот мощных турбин.
Мокрый бетон, ожидающие машины, серые тучи над головой все это развеяло последние романтические впечатления от полета. Моросил дождь. До смешного маленький тягач повез громадный лайнер к стоянке.
Лайнер больше напоминал какое-то гигантское морское животное, чем воздушный корабль. Над реактивными двигателями поднимались маленькие струйки пара, с крыльев стекала вода.
К радости Дирка, у таможенного барьера его встретили. Как только таможенники проверили его фамилию в списках пассажиров, к нему устремился полноватый пожилой мужчина и протянул руку:
– Доктор Алексон? Рад знакомству. Моя фамилия Мэтьюз.
Я повезу вас в штаб-квартиру в Саутбэнке[2] и буду вас сопровождать, пока вы в Лондоне.
– Рад слышать,- улыбнулся Дирк.- Полагаю, за это должен поблагодарить Мак-Эндрюса?
– Именно. Я – его помощник по связям с общественностью. Позвольте, я возьму вашу сумку. Мы отправимся метро экспрессом. Это самый быстрый путь.
Можно добраться до центра, не глядя на окраины. Но есть одна загвоздка.
– Какая?
Мэтьюз вздохнул:
– Вы будете просто поражены тем, сколько людей благополучно пересекают Атлантику, а потом исчезают в подземке и больше их никто никогда не видит.
Сообщая эту невероятную новость, Мэтьюз даже не подумал улыбнуться. В дальнейшем Дирк узнал, что, обладая своеобразным чувством юмора, Мэтьюз неизменно сохранял бесстрастное выражение лица и практически никогда не смеялся. Весьма странная получалась комбинация.
– Одного я никак не пойму,- признался Мэтьюз, когда длиннющий красный поезд отъехал от платформы,- К нам прибывает множество американских ученых, но я догадываюсь, что вы далеки от техники.
– Верно. Я историк.
Мэтьюз весьма выразительно поднял брови.
– Наверное, это звучит довольно загадочно,- продолжал Дирк,- но зато вполне логично. В прошлом события редко описывались с надлежащей точностью. Теперь, конечно, у нас есть газеты и кинофильмы – но просто поразительно, как порой вне поля зрения остаются очень важные вещи – и лишь потому, что все воспринимают их как данность. Скажем, тот проект, над которым вы работаете,- один из самых величайших в истории, и, если он осуществится, это изменит будущее так, как его не изменяло до сих пор ни одно событие. Поэтому мой университет решил, что рядом с учеными должен быть профессиональный историк, чтобы ни одна важная подробность не была упущена.
Мэтьюз кивнул.
– Что ж, вполне разумная мысль. И для нас, не имеющих отношения к науке, приятный момент. Признаться, нам несколько надоели разговоры, в которых три слова из четырех – математические символы. Но все же, я полагаю, у вас имеется неплохое техническое образование?
Дирк смутился.
– Честно говоря, я уже пятнадцать лет не имел дела с точными науками – да и раньше не относился к ним слишком серьезно. Придется многому учиться заново.
– Не волнуйтесь. У нас есть сжатый спецкурс для усталых бизнесменов и престарелых политиков. Вам предоставят необходимый объем знаний. Вы будете просто потрясены, как много вам удастся почерпнуть, просто слушая наших боффинов.
– Боффинов?
– Господи, вы не знаете этого слова? Оно появилось во времена войны и относится к любому длинноволосому ученому типу с логарифмической линейкой в кармане жилета. Да, пожалуй, будет лучше сразу ознакомить вас с нашим приватным сленгом. В нашей работе так много новых идей и понятий, что приходится изобретать новые слова. Надо было нам еще и филолога с собой прихватить!
Дирк промолчал. Бывали моменты, когда грандиозность стоящей перед ним задачи поражала его. В ближайшие шесть месяцев должен был наступить завершающий этап работы,
которую вели тысячи человек на протяжении полувека. И он, Дирк Алексон, станет свидетелем исторического события, которое произойдет на краю света, в австралийской пустыне и взглянет на это событие глазами будущего, и опишет его так, чтобы через столетия люди смогли «шутить дух этого века, этого времени.
Они с Мэтьюзом вышли на станции «Нью-Ватерлоо» и мешком прошли несколько сот метров до Темзы. Мэтьюз был прав, сказав, что так лучше всего увидеть Лондон в первый раз. Дирк залюбовался широкой набережной, построенной всего двадцать лет назад. Его взгляд остановился на соборе Святого Павла. Омытый дождем купол через просвет в тучах озаряли лучи солнца. Дальше, выше по течению реки, возвышались величественные белые дома перед Черинг-Кросс, но зданий Парламента за изгибом Темзы отсюда видно не было.
– Неплохой вид, не правда ли? – проговорил Мэтьюз.- Теперь мы гордимся этим районом, а тридцать лет назад тут были сплошные верфи и илистые берега. Кстати – видите
корабль?
– Вы имеете в виду вон тот, у противоположного берега?
– Да. Знаете, что это за корабль?
– Понятия не имею.
– Это «Дискавери» – судно, на котором капитан Скотт[3] ходил в Антарктиду в начале века. Я часто смотрю на этот корабль по дороге на работу и гадаю, что бы Скотт мог подумать о том маленьком путешествии, которое задумали мы.
Дирк устремил взгляд на изящный деревянный корпус корабля, на стройные мачты и обшарпанную дымовую трубу, и у него возникло впечатление, будто набережная исчезла и старинный корабль, дымя трубой, плывет между стенами льда к неведомой земле. Он мог понять чувства Мэть-юза, у него возникло сильнейшее ощущение непрерывности истории. Нить, соединявшая Скотга с Дрейком[4] , Рейли[5] и еще более ранними путешественниками, не прервалась: изменился только масштаб событий.
– Ну вот мы и пришли,- сказал Мэтьюз, в его извиняющемся тоне тем не менее слышалась гордость.- Не так уж впечатляюще, как хотелось бы, но во время строительства у нас было туго с деньгами. Да и теперь их не так много, если на то пошло.
Белое трехэтажное здание, выходившее фасадом на реку, выглядело скромно, и, по всей видимости, построили его всего несколько лет назад. Его окружали просторные лужайки, поросшие тут и там невысокой травой. Дирк догадался, что этим лужайкам в будущем суждено стать новыми строительными площадками. Трава, по всей видимости, об этом тоже догадывалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});